Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников
Шрифт:
Мы думали и об этом, но пока еще не придумали. Относительно переводов для Ольги Федоровны. Сабашникова еще нет в Москве. Думаете ли Вы, что она возьмет религиозно-исторический или философский перевод? Прощайте. Да хранит Вас Христос!
Целую Вас. Любящий Вас С.Б.
215. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <3.10.1910. Москва — Тифлис>
3 октября 1910 г.
<…> Вчера я виделся с Д.Н.Егоровым, который разъяснил мне, что "проволочка" в моем утверждение — явление нормальное и что мне еще придется ждать долго, та не со мной — так со всеми.
<…> Представь, разговоры о моей летней статье все продолжаются. Гессен и вообще мусагетчики [850] хотят устроить публичный диспут. Я ничего не имею против. Мы с С<ергеем> Н<иколаевичем> думаем, что лучше всего это сделать в нашем обществе. Я прочту что-нибудь (например, о Сковороде), а затем начнется баталия. Гершензон, у которого вчера мы с С<ергеем> Н<иколаевичем> провели вечер, настаивает, чтобы "Русская мысль" прислала стенографа и наши дебаты напечатала. Между прочим, Гершензон сообщил, что у него был Гессен — видимо, мой тогдашний визит в "Мусагет" на Гессена произвел впечатление. Он <нрзб> поддался и уже иначе говорит и о русской философии, и о многом другом. С Гершензоном у нас вышел вчера самый оживленный разговор о православии, после которого мы с С<ергеем> Н<иколаевичем>,
850
См. примеч. к п. № 211.
216. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <6.10.1910. Москва — Тифлис>
6 октября 1910 г.
<…> Эти дни я устал. Пришлось много бегать; заседания, разговоры, обсуждения, посещения и т.д. несколько дней подряд заставили меня поздно ложиться, и я так счастлив, что сейчас, кончив тебе письмо, рано лягу спать. Работать нужно очень много. Везде железо горячо и везде нужно ковать. Ставится издательство, составляется курс, и, к моему изумлению, мысли, брошенные мною в статье о Логосе, породили целый ряд личных откликов, и то тут, то там, то с одним, то с другим приходится столкнуться то в полемической сшибке, то в интимном разговоре. Я могу с радостью констатировать: как-то очистилась атмосфера. Во всех встречах, свиданиях, разговорах, в которых мне приходится быть участником или просто присутствовать, я наблюдаю гораздо большую искренность, простоту, задушевность, чем раньше. В атмосфере что-то перебесилось. И пока наступили хорошие, ясные дни. На долго ли — не знаю — м<ожет> б<ыть> перед новой грозой. Но вспоминая кошмарное время "свенцицкианства", я с радостью вижу как теперь все по-иному, как "серый" не так нахально путается во все. Ох, как хотелось бы, чтобы я не ошибся.
Вчера зашел за мной Белый и предложил выйти на улицу (у нас стоят великолепные дни). Пошли в Третьяковскую галерею. Я давно в ней не был и был совершенно ошеломлен, когда бы увидел "прибавления", то есть, главным образом, Морозовский дар [851] . Врубель, Врубель! Борисов-Мусатов! Какие огромные произведения! Пан Врубеля титаничен, колоссален, гениален — нечто всемирное, вселенское, нечто такое, что в веках занимает особое место. Как хороши перлы новой французской живописи, собранные в отдельной комнате! Но какой горой, снежной горой, высится Врубель над всеми этими Гогенами, Монэ, Дегазами, Каррьерами! Сейчас в русской живописи есть много великого и достойнейшего. Как увлекательны Серов, Бакст, Малявин! <…>
851
Список икон и картин, пожертвованных М.К.Морозовой Третьяковской галерее: ОР РГБ ф. 171; ф. В.Бонч-Бруевича.
217. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <8.10.1910. Москва — Тифлис>
8 октября 1910 г.
<…> Я стараюсь больше заниматься. Мне нужно ужасно много прочесть. Тот путь, на который уже определенно вступила моя мысль, — требует внимания ко всему, и у меня усилиась жажда узнать возможно больше во всех отраслях знания. Все, что я читаю сейчас, только распаляет жажду, и когда я сколько-нибудь удовлетворю ее, — я и не предвижу. Больше, чем когда-нибудь чувствую потребность учиться, т.е. посильно и созерцательно воспринять в себя опыт человечества. Я чувствую, что то, что я должен сказать, должно быть высказано в соответствующей форме — мне нужно утончить свое зрение и закалить свое оружие <…>
218. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <14.10.1910. Москва — Тифлис>
14 октября 1910 г.
<…> Вчера был мой доклад [852] . Ну и каша заварилась! Форменная свалка! Тот налет легкой скуки, который иногда так неприятно бросался в глаза в наших прежних заседаниях — заменился бурным рвенем. Все захотели говорить. Все метали и рвали, друг друга не слушая и не вполне понимая. Несомненно было заметное "выхождение из себя". А.С.Петровский [853] , с удовольствием потирая руки, при выходе мне сказал: "Хорошо грызлись, очень хорошо". М.О.Гершензон стычкой был очень доволен. О моем реферате говорили много лестного. В.А.Кожевников, например, с большой горячностью сказал: "В истории русской философии Ваш доклад — настоящее событие". Что же касается меня, то я прениями хотя и был увлечен, но внутренне остался ими очень мало доволен. У моих противников, Гессена, Гордона [854] , Вышеславцева [855] , особенно у двух последних), говоривших очень много и длинно, — я ощутил такой примитивизм мысли, такую элементарность и тяжеловесность мозгов, что прямо был удивлен… отчасти приятно: я сильнее ощутил правоту своих философских позиций. С.Н.Булгаков определенно и сильно взял мою сторону, князь все хотел занять позицию между двух стульев, а Белый, начав за здравие, кончил за упокой, и сказавши, что совершенно согласен со мной и разделяет мою точку зрения, неожиданно (м<ожет> б<ыть> и для себя) наскочил на меня "слева". Брюсов также захотел говорить. Но так как слово ему досталось в половине первого — за поздним временем отказался. Кончилось заседание в час ночи. Жалею, что не было Николая Александровича. Он — по определению Вяч. Иванова, — «проникнутый пафосом пикадора», очень был бы в своей стихии вчера <…>
852
Из открытки от 13 октября (Архив Эрна, частное собрание): "Я прочту (в измененном виде) свою вступительную лекцию (т.е. о русской философии)". Впоследствие эта лекция была опубликована под названием "Основной характер русской философии" в книге В.Эрна"Г.С.Сковорода".
853
Петровский Алексей Сергеевич (1881—1958), активный член кружка "аргонавтов", близкий друг Андрея Белого, антропософ, сотрудник издательства "Мусагет". С 1907 г. работал в Румянцевском музее, затем в ГБЛ. Переводчик "Авроры" Якоба Б`oме ("Мусагет", 1914) и ряда других философских и эстетических работ. Наследник рукописной библиотеки из круга Н.И.Новикова; передана им в 1919 г. в Румянцевский музей. Один из строителей первого антропософского храма (Гетеанума) в Дорнахе. В 1931 был арестован, провел два года в ссылке. Составил вместе с К.Н.Бугаевой и Д.М.Пинесом описание литературного наследия А.Белого. Цит. по: М.Сабашникова. Зеленая змея. История одной жизни. М., 1993, с. 366, 374.
854
Гордон Григорий — русский философ, последователь Марбургской школы.
855
Вышеславцев Борис Петрович (1877—1954), философ, в то время сторонник трансцендентального идеализма.
219.
18 октября 1910 г.
<…> Вчера, когда я в сумерках лежал в ожидании, когда можно будет зажечь лампу, — вдруг пожаловал Павлуша, за Павлушей — "Вася", за Васей, Анна Михайловна [856] . Я был ужасно рад. Накормил их обедом (они приехали на "Евгения Онегина" и с утра не ели), и потом за самоваром мы провели несколько очень хороших часов. Отчасти болтали, отчасти говорили. Мне сейчас Павлуша ужасно нравится. С радостью вспоминается наша дружба. Он опять ко мне стал относиться дружественно. Он на редкость светел, духовен, трезвен и весел. Меня всегда чарует его природная, врожденная тонкость [857] . Жена очень нравится. Чувствую, что первоначально схватил правильно. Все очень прочно и в существе хорошо. Павлуша, увидев твою карточку, очень одобрил и сказал: "Совсем как картина!" Таким образом ты можешь не беспокоиться. Рекорд остаеся за тобою и не думаю, чтоб его было так легко у тебя перебить! <…>
856
Василий Михайлович Гиацинтов и Анна Михайловна Флоренская (Гиацинтова).
857
Примерно к тому же периоду, по-видимому относится характеристика В.Эрна из письма П.Флоренского третьему лицу, которую приводит Е.Герцык: "Мир души — вот что нужно оттенить в Эрне, реализовавшем слованашегосвятого, апокалиптического Серафима: "Радость моя, радость моя, стяжи мирный дух, и тогда тысячи душ спасутся около тебя!"
Мир духа — это не нирвана, наоборот, это повыение жизненного пульса, так что и радость с горем становятся конкретнее и сочнее. Но сознание всякий раз допускает в себя только осиянную сторону и не дает врываться хаосу. Для Эрна зло не абстракция, он относится к злу как к чему-то чуждому и внешнему, с викингской яростью нападает на него… Одним утром, когда я лежал еще в полусне, мой друг разговаривал в соседней комнате с проворовавшимся мужиком и убеждал его покаяться. Ты знаешь, как нестерпимы для меня все наставления и морализования. Навязчивость их, обычное неуважение к живой личности во имя принципа заставляет из одного протеста поступить наоборот… Но тут — тут впервые может быть я услыхал голос власть имущего. Такая убежденность в силе добра в каждой ноте его голоса, столько любви, уважения к личности в его речах, простых и безвычурных, что я был потрясен.
Я видел действие Эрна на других. Но я знаю больше. Однажды Эрн и я были вынуждены прождать со сторожем на вокзале всю холодную ночь в сторожевой будке. Обессиленный двумя бессонными ночами и иззябший я невольно опустил голову на колени друга и заснул. Во сне он явился мне сияющим Архангеом, и я знал, что он отгоняет от меня все злые силы. Может быть в эту холодную ночь, голодный и измученный, впервые за всю жизнь я был безусловно спокоен."Е.К.Герцык.Воспоминания.
Теперь у меня есть аппарат, и если я, Бог даст, поправлюсь, я поснимаю всех наших друзей, начиная с Нади и кончая Бердяевыми, которые, кажется, должны приехать. Это снимание мне очень улыбается, потому что знаю, что тебе доставит большое удовольствие. Может получиться занятная "коллекция", где один за другим будут сняты: Рачинский, Надя, Павлуша, Л<идия> Ю<дифовна> и т.д. А если поеду в Петербург (мне нужно по делам) — то захвачу и Вячеслава со всеми обитателями башни [858] <…>
858
Часть фотографий сохранилась в архиве Эрна.
220. А.К.Герцык — В.Ф.Эрну [859] <19.10.1910. Москва—Москва>
<…> Мы с Дмитрием Евгениевичем [860] уже перебрались на свою квартиру (близ Красных ворот, Хлудовский тупик, д. 5, кв. 5). но если Вам ближе и удобнее — приходите в Мал<ый> Ивановский пер. д. 4, где Вы бывали у моей сестры. Я могу придти туда. Одним словом — где и когда хотите. Буду ждать Вашего ответа.
Искренне уважающая Вас Аделаида Герцык-Жуковская.
859
ОР РГБ, ф.348.2.20, л. 1.
860
Жуковский Д.Е., муж А.Герцык.
221. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <22.10.1910. Москва — Тифлис>
22 октября 1910 г.
<…> Ты очень честолюбива за меня, а потому скажу еще, что С<ергей> Н<иколаевич> разговаривал с Рачинским о моем реферате и, осуждая некоторые мои приемы в прениях, сказал Рачинскому, что будет записано в историю мое выступление против "Логоса", ибо я дал им отпор, с чем Г<ригорий> А<лексеевич> согласился. Это мельком и конфузясь передал сам С<ергей> Н<иколаевич>. Нельзя отрицать, что в нашем столкновении столкнулось что-то историческое, то, что сто раз уже сталкивалось в нашей истории [861] .<…>
861
В своем выступленииЭрн вступил в бой с новейшей западной философией, смеонизмом <от греч. /span>мч"Y щ\н— не сущий>европейской мысли, оторванной по его мнению от бытия, утерявшей чувство природы. По мнениюЭрна путь восхождения человека к полноте своего умопостигаемого существа неминуемо лежит черезЦерковь, и гносеология сливается с аскетикой и учением восточных отцовцеркви о духовнойжизни. Смысл своего философского дела самЭрн видел в борьбе против психологизма — за онтологию не только в философии, но и в общественном сознании, в защиту религиозной культуры. Психологизм в его понимании порожден индивидуализмом Реформации, а онтологизм возможен лишь на Востоке, в Православнойцеркви, сохранившей благодаря верности святоотеческому наследию онтологизм платоников. Отчасти он свойственен и католической традиции, но лишь в той мере, в которой она сохраняет верность наследию неразделеннойцеркви. Со свойственным ему радикализмомЭрн делает выпад против всего направления. "Кантианство (а не мировоззрение Канта), — пишет он, — всецело умещается в рамки рационализма. Составители "Логоса" находятся всецело во власти двух основных принципов всей новой философии, нашедших в кантианстве свое завершение: первый явный, всепроникающий принцип — рационализм, второй — меонизм">.Это выступление положило начало острой полемике между "путейцами" и "логосовцами".
Далее Эрн переходит к центральной теме своей философской борьбы — Логосу. Он употребляет этот непостижимый термин античной философии и христианской мистики для обозначения цельного и органичного знания, которому присуще гармоническое равновесие ума и сердца, анализа и интуиции. Эрн даже обозначает свое философское построение терминомлогизми утверждает, что "<…> культура поглощается прогрессом материальной цивилизации. Я считаю, что "логизм", понятый в самом глубоком и самом широком смысле, может быть признан истинным и действенным лозунгом не только в борьбе за философскую истину, но и в трагической борьбе за культуру".