Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I
Шрифт:
— Доктор Хавсер, если ты будешь возражать, они могут отказаться обновить ваш устав. Ты потратил тридцать лет, чтобы доказать важность сохранения знаний. Теперь в этом убеждены даже многие члены Совета, и процессом должен руководить Администратум Гегемонии. Он должен быть официальным, санкционированным и централизованным.
— Понимаю.
— В ближайшие несколько месяцев я собираюсь передать часть своих обязанностей своему заместителю Генрику Слассену. Ты с ним знаком?
— Нет.
— Я позабочусь о вашей встрече во время завтрашнего посещения
— Понимаю.
— Отлично. Еще раз поздравляю тебя с этой значительной наградой. Пятьдесят лет? Надо же!
Хавсер понял, что его аудиенция закончилась. И напиток в бокале тоже.
— Неужели так долго?! — воскликнул он, выходя вместе с Астартес из зала с очагами в темные, продуваемые сквозняками переходы Этта.
Вокруг них завывал ветер. Левый глаз без света костров снова утратил зрение.
— Ты спал, — ответил рунный жрец.
— Ты сказал, что прошло девятнадцать лет, но ведь ты имел в виду фенрисийские годы, верно? Ты говорил о великих годах?
— Да.
— А они в три, в четыре раза длиннее терранских!
— Ты спал, — повторил рунный жрец.
Вышнеземец ощутил головокружение. Внутренняя дезориентация была настолько сильной, что вызвала тошноту. Он боялся, что его вырвет или даже что он упадет в обморок, но еще больше боялся проявить слабость перед Астартес. Он боялся самих Астартес. Страх только усилил головокружение.
За его спиной шагали трое: рунный жрец, Варангр и еще один Астартес, имени которого вышнеземец не знал. Скарси не проявил никакого желания пойти с ними. Он вернулся к игровым доскам, словно вышнеземец был мелкой помехой, которая отвлекла его от более важного дела, как, например, расстановка костяных фигурок на инкрустированных досках.
По пути Астартес легкими шлепками по плечу указывали ему, когда надо было сворачивать направо или налево. Его вели через каменные склепы и базальтовые залы, гулкие пространства, высеченные в граните, и мрачные пустынные погребальные залы с костяными панелями. Все эти места он видел в зеленоватом сиянии правого глаза, а левый регистрировал лишь непроницаемую тьму. Ни в одном помещении не было ни души, и слышалось лишь заунывное стенание ветра. Как будто они проходили могилы, могилы, ожидающие мертвецов, гигантские склепы, подготовленные к колоссальной жатве смерти, ждущие миллионов павших воинов, которых принесут на щитах к месту последнего упокоения. Миллионов. Миллионов миллионов. Легионов павших.
И ветер репетировал роль главного плакальщика.
— Куда мы идем? — спросил вышнеземец.
— Встретиться со жрецами, — ответил Варангр.
— Но ведь ты и есть жрец, — заметил вышнеземец, полуобернувшись к Охтхере.
Варангр легонько толкнул его в спину, принуждая идти дальше.
— С другими жрецами, — добавил Варангр. — Иного рода.
— Какого иного рода?
— Понимаешь, иного, — произнес незнакомый Астартес.
— Не понимаю.
— Замерз? — повторил Варангр. — После тех мест, где он побывал, он не должен чувствовать холода.
— Это хороший знак, — заметил второй Астартес.
— Дай ему шкуру, — велел рунный жрец.
— Что? — удивился Варангр.
— Дай ему шкуру, — повторил рунный жрец.
— Отдать ему мою шкуру? — переспросил Варангр, поглядывая на красно-бурый плащ на своих плечах. Загнутая косичка поднялась, словно бросающая копье рука. — Но это моя шкура.
Другой Астартес фыркнул и снял с себя серую волчью шкуру. Он протянул ее вышнеземцу:
— Вот. Возьми. Подарок Битура Беркау Ахмаду Ибн Русте.
— Это означает какой-то договор? — осторожно спросил вышнеземец.
Беркау покачал головой:
— Нет, ничего общего со смешиванием крови. Когда ты будешь рассказывать обо мне, возможно, ты вспомнишь мою доброту и сделаешь ее частью своей истории.
— Когда я буду о тебе рассказывать?
Беркау кивнул:
— Да, потому что так и будет. И тогда я, отдавший тебе шкуру, буду выглядеть хорошо, а Вар предстанет эгоистичным псом.
Вышнеземец оглянулся на Варангра. Глаза Астартес ярко сверкнули в морозной темноте. Было видно, что он едва удерживается, чтобы не ударить Беркау. Затем он заметил обращенный на него взгляд рунного жреца.
— Я понял свою ошибку и постараюсь ее исправить, — пробормотал Варангр.
Вышнеземец набросил подаренную Беркау шкуру на плечи и взглянул на Охтхере.
— И все-таки я не понимаю.
— Я знаю, — сказал жрец.
— Нет, нет! — воскликнул он разочарованно. — Не надо меня успокаивать, лучше скажи, что мне все объяснят.
— Но я не могу, — возразил жрец. — Потому что этого не будет. Некоторые вещи нельзя объяснить. Возможно, тебе кое-что объяснят, но не все, потому что объяснять все не слишком разумно.
Они подошли к обрыву.
Длинный, продуваемый ветром зал закончился, и они остановились на выступе огромной скалы. Под ногами зияла трещина, уходящая в сплошную темноту. На противоположной стороне расщелины вышнеземец смог уловить призрачное зеленоватое свечение неровной стены. Погребальный зал вывел их к гигантской трубе, поднимавшейся вертикально сквозь камень в середине горы. Вверху шахта тоже терялась в темноте. Из глубины порывами налетал зимний ветер.
— Куда теперь? — спросил вышнеземец.
Варангр крепко сжал его руку.
— Вниз, — сказал он и шагнул со скалы, увлекая за собой вышнеземца.
Он был слишком поражен, чтобы кричать, но ужас вспыхнул в его груди и разрывал мозг. Они падали. Падали. Падали.
Но не отвесно и не навстречу смерти. Они опускались плавно, словно пушинки из разорванного чехла, подхваченные бризом, словно хлопья бумажного пепла, словно пара жужжащих птиц-сервиторов, которые сопротивлялись гравитации и так быстро махали крыльями, что это было незаметно глазу.