Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I

Торп Гэв

Охтхере Вюрдмастер опустил плазменный пистолет. Левая рука у него неподвижно висела вдоль туловища. Кровь, еще не подсохшая вокруг плеча, создавала впечатление, что рука почти полностью откушена.

Прорвавшиеся лучи солнца осветили дальний край поляны, где на липкой массе древесной коры и листьев скорчился Эада Хельвульф. Над ним еще кружились разлетевшиеся древесные споры и пыль.

Из страшной раны, нанесенной плазменным оружием, поднимался дым. В правом плече еще торчала секира Хавсера.

Трэллы

и волчьи жрецы, пятясь, покинули бронированную камеру в самом сердце «Нидхёгга». Скрытые в потолке мощные светильники заливали помещение ровным искусственным дневным светом. На полу были высечены оберегающие символы.

В центре камеры к пласталевому кресту был прикован цепями Эада Хельвульф, лишенный шкуры, брони и кожаного одеяния. Он находился при смерти. Волчьи жрецы подсоединили к его телу многочисленные устройства для выполнения самых разных функций: сдерживания, дознания и поддержания жизни. Аппарат жизнеобеспечения стоял позади него на полу, и его трубки и провода толстыми червями уходили в развороченную раной грудную клетку.

Обращенный на Хавсера и Волков взгляд был полон стыда и мучительной боли. Эада знал, что он сделал, знал, кем стал. Из его носа, рта и ушей на бороду стекали струйки прозрачной жидкости, а затем подсыхали на обнаженной коже, блестя, словно клей. Тяжелый звериный мускусный запах перебивал едкую вонь антисептиков и крови.

— Простите меня, — пробормотал он. — Я не смог этому воспротивиться.

— Что ты увидел? — спросил Охтхере Вюрдмастер.

Эада поморщился, словно воспоминания причиняли ему боль. Он прикрыл глаза и медленно покачал головой. Изо рта и носа вытекли капли слизи.

— Если он и ответит, мы уже не можем доверять его словам, — сказал Хельвинтр. — Оно внутри. Оно его использовало. Оно затронуло его, и Эада не сможет его изгнать до конца жизни.

— И все-таки я хотел бы услышать его ответ, — настаивал Вюрдмастер.

Старший жрец Фиф бережно придерживал левую руку. Рана, полученная при действии симпатической магии, излечивалась с обычной для Астартес невероятной скоростью, но все еще болела.

— А я хотел бы поскорее избавить корабль от его присутствия, — проворчал стоявший позади него Огвай. — Он отравлен. Испорчен. Обращен.

Вюрдмастер поднял руку, словно извиняясь за то, что противоречит ярлу:

— В нем еще остается частица истинного Эады Хельвульфа.

Эада застонал и тряхнул головой. С губ полетели капли слюны и слизи.

— Я понял свою ошибку и постараюсь ее исправить, — пробормотал он.

— Слишком поздно, — отрезал Огвай.

— Зло могло обратиться против каждого из нас, — заметил Вюрдмастер.

— И так же легко могло поглотить меня, — добавил Хельвинтр.

Его раны тоже еще были перевязаны. Жрец посмотрел на Хельвульфа.

— Эада, сделай то, что в твоих силах, — попросил

он. — Ты не можешь исправить то, что случилось, но еще можешь уйти с честью. Что ты увидел?

— Я заглянул в дверцу воспоминаний скальда, — заговорил Эада.

Он задрожал, и с нижней губы на бороду, а потом на грудь сорвался сгусток слизи.

— И что ты там увидел? — спросил Хавсер.

— Не знаю, кто изменил структуру твоего разума, — с трудом продолжил Эада, — но он оставил действующую связь, лазейку, чтобы при необходимости продолжить процесс. Когда я тайком прощупывал тебя, я по ошибке проскользнул в эту лазейку. То существо было занято сдерживанием стараний Хельвинтра. Оно, как и ты, смотрело в его сторону. И на мгновение я попал в одно из его воспоминаний.

— Я жду, — поторопил его Огвай.

— Мой лорд, я увидел клинок, — сказал Эада Хельвульф. — Священный кинжал вроде наших ритуальных ножей, но очень древний и странный, изготовленный чужаками, задуманный чуждым разумом. У него необычные пропорции. Это оружие возмездия. Оно наделено разумом. Кинжал лежал в проржавевшем корпусе корабля, упавшего со звезд, корабля, который погрузился в миазматическую трясину. Этот кинжал называется Анафем.

Новый приступ кашля заставил его умолкнуть, и из наскоро зашитой раны выступила отвратительная масса.

— И что же? — спросил Огвай.

— Оно не хотело, чтобы я это видел, мой лорд. И еще сильнее оно не хотело, чтобы я смог рассказать вам. Оно схватило меня, подчинило своей воле и обратило против скальда и братьев. В этой ситуации есть лишь одно преимущество: я могу рассказать вам об этом предмете. Об Анафеме.

— И для чего он предназначен? — спросил Вюрдмастер.

— Он расколет человечество. Он извратит будущее. Убьет брата Короля Волков, великого Хоруса, прославленного Воителя.

— Убьет Хоруса?! — воскликнул Огвай.

— Воителя, которым мы восхищаемся, который ведет нас, не станет, — подтвердил Эада.

— Ложь, — бросил Огвай и отвернулся от закованного в цепи Астартес. — Это отвратительная ложь, которую нам хотят внушить. Его губы лгут. Зло пытается расколоть человечество и сеет среди нас недоверие и вражду.

— Мой лорд, пожалуйста! — взмолился Эада.

— Может, все-таки стоит его выслушать, — предложил Хавсер. — Вдруг в словах Эады есть крупица правды? Он…

— Нет, — оборвал его Огвай.

— Но он мог бы…

— Нет! — крикнул Огвай и повернулся к Хавсеру. — Не слушай его обманных речей, скальд. Взгляни на него!

Хавсер посмотрел на прикованную к кресту фигуру. Яркий верхний свет отбрасывал на пол резкие тени, и тень у подножия креста принадлежала не человеку.

Это была тень чудовищного волка.

Хавсер в страхе содрогнулся.

Огвай посмотрел на Хельвинтра. Вюрдмастер остановил свой взгляд на оберегах.