Welcome to Трансильвания
Шрифт:
С того памятного дня — впрочем, время для Гурского теперь остановилось, посему следует, наверное, сказать: с того памятного мгновения, когда в известном материале дрожащей от напряжения рукой была поставлена точка, прошло шесть дней.
Шесть дней, одиннадцать часов и сорок четыре минуты, если быть точным.
А Гурский в этом вопросе был не просто точен — отвратительно скрупулезен.
Причем отвратителен он был сам себе, но ничего поделать не мог — стрелки на циферблате часов и светящийся монитор компьютера приковали его внимание крепче любых цепей.
Внимание
Первого Гурский — ни много ни мало — вожделел.
Второго откровенно боялся.
Но обоих трепетно ждал.
Без малого целую неделю.
Первым, разумеется, должно было стать признание, всеобщее бурное обсуждение, дифирамбы и поношения — словом, упоминание имени Сергея Гурского так часто, как никогда прежде.
Проще говоря — слава.
Вторым событием — по разумению Гурского — должна была стать реакция анонимного агентства-нанимателя. Разумеется, негативная.
Ибо тайну Соломона Гуру он в свое время обязался хранить свято. Иначе… сухой юридический язык определил это как «ответственность за нарушение принципа конфиденциальности». Однако аккуратная сдержанность формулировки не притупляла тревожных ожиданий Гурского. Напротив, все более напоминала иезуитское бесстрастие обвинительных приговоров, тех, что вежливо и едва ли не почтительно сообщают осужденным, что дни их сочтены. Неприятное, одним словом, было ощущение. Не сулящее ничего, что давало хоть какую-нибудь надежду.
Однако время шло — и нетерпеливый страх медленно угасал в душе Гурского, уступая место тоскливому унынию. Не заметили.
В очередной — который уже! — раз на его персону попросту не обратили внимания.
Это, пожалуй, было страшнее страшного. По крайней мере так казалось в те дни. Как в трясину, Гурский медленно впадал в тупое оцепенение и уже подумывал о том, чтобы запить всерьез и надолго, когда виртуальная бесконечность наконец разродилась электронной весточкой.
Письмо пришло по электронной почте, и уже по адресу отправителя было ясно, что это «проклюнулось» наконец безымянное агентство.
Случись такое несколько дней назад, Гурский, пожалуй, испугался бы не на шутку.
Теперь же он не почувствовал ничего. Более того, не сразу понял, кто и зачем нарушает мрачное уединение, предваряющее неминуемый уже запой.
И все же кликнул нужной клавишей письмо.
Распечатал
Уважаемый господин Гурский!
Мы, как и прежде, вполне удовлетворены результатами вашей работы и ценим ее высоко.
Надеемся, вы и впредь намерены продолжать взаимовыгодное сотрудничество.
Тем более что ситуация, которую на этот раз мы хотим предложить вам для разработки, территориально разворачивается в непосредственной близости от места вашего обитания. Полагаем, что это существенно облегчит вашу работу и окажется вам в большей степени интересно, чем то, чем приходилось заниматься прежде…
…Система оплаты, если вы не возражаете, останется
Размер вашего гонорара в этот раз составит…
В финале, как обычно, порция приторной протокольной вежливости.
— Не узнали! Не заметили!
По инерции — очередная гадость вроде бы сошла с рук — Гурский сначала возликовал.
Впрочем, радость была короткой.
— Естественно, не узнали. Откуда бы? Из одной-единственной реплики в идиотском форуме безвестного сайта?
Печаль, а вернее, обида, однако, тоже не задержалась в душе.
Упорхнула почти незамеченной.
Гурский был занят — в который раз он перечитывал письмо, пропуская через себя лаконичные строки.
А в сознании уже работали запущенные на полную мощность память и фантазия.
Потребовались также логика и кое-что из знаний, полученных прежде, относительно собственной малой родины — места, где родился и жил уже целых сорок лет репортер Гурский.
— Странненько… странно, — бормотал Гурский, деловито шаря по столу, заваленному бумагами и самыми разнообразными предметами: пустыми пакетиками из-под чипсов, отжившими свой век пластиковыми зажигалками, прозрачными авторучками BIC, старыми газетами, записками с безвестными телефонами,
В большинстве своем это был совершенный мусор, но в его развалах находились и чрезвычайно полезные вещи.
К примеру, Гурский абсолютно точно знал, что где-то в настольной помойке скрывается небольшой атлас Черновицкой области, разумеется, давно устаревший, нещадно потрепанный, но все равно чрезвычайно полезный, а сейчас прямо-таки необходимый.
— Лесавуч, это ж где-то совсем на западе. Лесавуч… Никогда не был, дыра наверняка несусветная. Откуда там что взялось? Лесавуч…
Атлас наконец нашелся.
Однако Лесавуч — крохотный городишко, прилепившийся к румынской границе, — искать пришлось еще долго.
— Ну вот, Лесавуч… И откуда там возьмется панское поместье?
Гурский снова принялся за ворох мусора на своем столе, на сей раз в поисках «Справочника краеведа» — книжицы еще более древней, чем атлас, но полезной порой ничуть не меньше.
Без труда отыскав в тонкой брошюре нужную статью, Гурский бегло пробежал ее недоверчиво хмыкнул и снова погрузился в поиски.
На очереди было расписание пригородных автобусов — издание, пожалуй, самое свежее и некогда — в хлопотливой, разъездной жизни Гурского — просто незаменимое.
Последнее время репортер все больше работал дома.
Однако ж предстояло, похоже, растрясти старые кости.
И Гурский был почти рад.
Правда, его одолевали сомнения.
Уже в автобусе — благо подходящий отъезжал из Черновцов очень удачно — Гурский внимательно перечел письмо с очередным заданием.
Сомнения остались при нем, но нечто, отдаленно напоминающее прежний азарт, дрогнуло и затрепетало в груди.
Неведомое агентство сообщало, а «Справочник краеведа» полностью подтверждал информацию о том, что в окрестностях крохотного городка Лесавуч находится помещичья усадьба, построенная в конце XVIII века.