Where the bones disappear?
Шрифт:
— Прости, я… — залепетала девчонка, неизвестно откуда появившаяся на повороте в мой коридор. Темные кудри, стоящие пушистым облаком на голове (их явно кто-то пытался усмирить с помощью геля, что конечно не дало результата), темная кожа, из-за которой глазные яблоки больших карих глаз казались слишком белыми, что придавало вид еще более безумный… Она казалась знакомой.
— Стой, — неожиданно даже для самой себя вскрикнула я, и девушка сразу же замерла, хотя уже пятилась назад, и подняла на меня испуганный взгляд. — Ты ведь Рейчел, да? Кажется, мы ходим вместе на какие-то уроки?
Девушка медленно и неуверенно кивнула, а я мысленно
— Ты что-то искала? — вежливо спросила я, поднимаясь с пола и небрежно расправляя свою мятую шотландку.
— Нет, вообще-то, — она замялась, косо наблюдая за тем, как собственность библиотеки летит ко мне в сумку, — я искала место, чтобы почитать… в уединении.
— Понимаю, — кивнула я, пытаясь остановить слишком бурный поток мыслей в голове и сконцентрироваться на той безумной идее, которая пришла в голову при появлении Рейчел. — Слушай, ты, наверное, увлекаешься всякой этой… этим? — спросила я, кивком головы указывая на толстую книгу в ее руках.
— Этим? — как бы удивленно спросила она, приподнимая том Дженни Рендлз и дожидаясь моего подтверждения. — Ну, не то чтобы увлекаюсь…
— Что ты думаешь о духах умерших?
— Умерших?.. Призраков? — В порыве девушка даже резко шагнула в мою сторону, но опомнившись, замедлилась, прижимая к себе “Паранормальные явления” и с нездоровым блеском в глазах смотря на меня. — Думаю, что они существуют! Это ведь доказано, что при переходе в другой мир души иногда…
— Как их может видеть кто-то? То есть… почему?
— Ну, — задумчиво протянула она, с видом знатока закатывая глаза, — это еще на стадии изучения, но принято мнение, что не все могут их видеть. Нужна непосредственно какая-то связь или отношение к духу умершего…
Отрицательно качая головой скорее своим мыслям, я облизнула обветренные губы. Рейчел сделала еще пару шагов в мою сторону и, кажется, продолжала что-то говорить.
— Почему они… остаются здесь? Что их держит?
На то, как я ее снова перебила, девушка реагировала совсем противоположно. Она улыбнулась, передернув плечами, и утвердительно закивала вслед своим следующим словам:
— У каждой души своя причина, по ней они и остаются… здесь. Это скорее определенные рамки: их могут держать люди, события или даже места! Все, что сыграло какую-то важную роль при жизни…
— И как же они могут освободиться? Из этих… рамок?
— Освободиться? — хмыкнула она. — Только если исчезнет то, что их держит. Но такое понятие, как “освобождение”, вообще малоизвестно…
— Но это вообще возможно… все это?
Немедля, Рейчел быстро и уверенно закивала, от чего облако ее темных вьющихся волос запружинило вслед за движением головы. Я сжала губы, глубоко выдыхая, а она, смотря на меня теперь уже с интересом, шагнула еще ближе и вытянула руку, предлагая взять обтрепанный том Рендлз, явно зачитанный ей самой же до дыр.
— Нет, спасибо, — попятившись назад, будто от надвигающейся опасности, я отрицательно мотнула головой. Девушка замерла на полпути и нахмурилась, переводя взгляд с протянутой книги на меня. — Мне уже пора, можешь читать здесь.
Я кивнула, пытаясь не смотреть в ее безумно белые глазные яблоки, и по пружинившему облаку темных волос отметила, что она кивнула в ответ, потом резко развернулась. Было похоже на побег, причина которого была бы никому не понятна. Было похоже
========== Единственный смысл — исправление ==========
***
Я всегда ощущала полное бессилие, когда власть над сознанием брали запахи или звуки. Чувство глубокой опустошенности в самом разрыве вселенной — это неоправданное влияние пустых вещей: когда запах шампуня вдруг возвращает тебя в ботанический сад, прямо в отдел с кустами острого лемонграсса, о который ты оцарапала лодыжку, или когда шуршащий по ушам капюшон вдруг заставляет растерянно поднять глаза и в следующее мгновение искать шумный морской прибой прямо посреди безлюдного переулка старого Бристоля. Эдакий способ мироздания в очередной раз с грохотом посмеяться над тобой.
Едкий запах бензина, выедая слизистую оболочку глаз и обжигая дыхательные пути, возвратил меня в гараж на заднем дворе нашего дома. Мне было около пяти, когда я впервые пробралась туда и обнаружила старый полуразобранный кадиллак, предназначение которого мне так и не довелось узнать. Страсть хранения старых и ненужных вещей присуща многим, но я была удивлена, найдя подобную черту у отца. Хотя, наверное, мне было всё равно. У кадиллака отсутствовала задняя дверца, и я легко могла забраться на мягкое сиденье, обитое потертой крашеной кожей, и лёжа пытаться рассмотреть что-нибудь через плотную ткань откидной крыши. Нет, даже не пытаться, а скорее представлять, что лежу в палатке за тысячи километров отсюда, лучше на другой планете, и если все же открыть верх, за ним обязательно окажется самое бесконечное звездное небо. Бывало, я засыпала в своей “палатке”, и так как меня никто не искал, в запасе были нескончаемые часы, чтобы насквозь пропитаться парами бензина и машинного масла. Этот запах был в моих волосах, на коже, наверное, даже под кожей. Он не вымывался неделями, пока одним днем гараж не опустел. Запах со временем вымылся, а я так и не узнала, куда исчезла моя “палатка”.
Я поморщилась, закрывая нос рукавом вязанного свитера. Этот запах, эти воспоминания — они не должны были быть здесь, где угодно, но только не здесь. Стеллажи, хранящие десятки и сотни мелочей из истории школы, книги, коробки, дощатый пол — всё, что ранее несло лишь пыль, затхлость и обычный чердачный смрад, теперь насквозь было пропитано горючей жидкостью. Казалось, прошла целая вечность до того, как последняя капля перелилась на одну из коробок со старыми микроскопами. Все еще дыша через рукав, я выбросила очередную опустошенную пластиковую бутылку в сторону. Я не слышала, приземлилась ли она, ведь в ушах барабанной дробью отбивался пульс, и не видела куда, ведь весь чердак, и так погружённый в сумерки, отражался в моих глазах туманными и нечеткими образами.
“— Чёрт! — Мысленно выругалась я, отводя от лица руку и оглядываясь по сторонам, чтобы удостовериться, на самом ли деле все запасы были израсходованы. — Как я могла пропустить диван? Почему взяла так мало? Я же всё рассчитала!”
— Что происходит, Фрэнки?
Голос, от которого позвоночник забывает, что обязан держать тело, голос, от которого мозг отказывается обеспечивать любые жизненно важные процессы и больше не откликается на команды. Я не должна была оборачиваться; я была обязана бороться с этим чувством, как боролась со всеми другими чувствами, пока реализовывала эту безумную идею.