Xамза
Шрифт:
– Это будет гораздо больше!
"Выиграть время, выиграть время..."
– Мне надо подумать. Слишком много неожиданностей за один вечер... Разрешите мне сейчас уйти...
– Хорошо, идите, - сказал Хорст.
– Прощайте, господа...
– Если будет на то воля аллаха, то наши пути пересекутся еще не один раз, - сладко пропел Хунейн.
– Я провожу вас, - предложил Дюндар.
Они вышли на улицу
– Коммерцию не надо путать с политикой, - сказал Дюндар, останавливаясь, - но если уж вы упомянули о моем авансе за
Ночью, в гостинице Хамзу разбудил стук в дверь.
– Кто здесь?
– Это я, - послышался голос Рабий.
Хамза открыл дверь.
– Быстро собирайте вещи, - сказала Рабия, - внизу у м; экипаж.
– Все вещи?
– Да, все. Вы уезжаете.
...Резвый конь рывком понес от гостиницы. Копыта прощально и звонко стучали по мостовой.
– Что случилось?
– Вас решили убить, вы бы не дожили до утра...
– Кто решил?
– Хорст.
– А Дюндар?
– Предлагал арестовать.
– За что?
– По обвинению в присвоении денег.
– Кто такой Хорст?
– Немецкий резидент в Дамаске.
– А Хунейн?
– Его правая рука.
– Я правильно понял вас во время вашего танца?
– Правильно.
Рабия протянула Хамзе запечатанный конверт.
– Здесь все, что должен был сделать для вас Якуб.
– Как он?
– Я перевезла его в тюремную больницу. Через два дня устрою побег и спрячу в надежном месте.
– А удастся?
– Здесь все удается за деньги, за большие деньги. Впрочем, как и везде... Продам часть драгоценностей.
– Дюндар узнает о том, что вы помогли мне уехать?
– Конечно. Но он проглотит это. Я слишком многое вытерпела от него.
– А Хорст и Хунейн?
– Он договорится с ними. Или сторгуется.
– Я буду волноваться за вас...
– Вы рисковали собой ради Якуба. Теперь моя очередь.
– Литература будет отправлена?
– Конечно. В конверте адреса людей в Стамбуле, которые отправят вас дальше, до Варны.
– В Стамбуле? Но ведь в Стамбуле Дюндар сможет...
– Эти люди ему не по зубам.
– А куда мы едем сейчас?
– Нас ждут друзья. Вас посадят на пароход.
– Рабия, мне очень понравился ваш танец...
– Вы совсем не видели его...
– Но даже то, что видел, было прекрасно...
– А мне понравились вы сами.
– Рабия!..
– Молчите. Не надо никаких слов. Слова могут рассыпать это.
– ............
– ............
– ............
– ............
– ............
– ............
– Рабия, у меня к вам просьба.
– Говорите.
– Передайте Сурайе...
– Какой Сурайе?
– Дочери Дюндара...
– А-а...
– ...что я буду хорошо вспоминать о ней.
– Она вам понравилась?
– Она научила меня играть на рояле...
–
– Вы не поняли меня, Рабия!..
– Мы приехали. Выходите. Прощайте. Напишите мне, когда доберетесь до родины.
...От группы деревьев отделилась мужская фигура в турецкой феске. Не доходя шагов двадцати, остановилась.
– Товарищ Хамза?
– Я.
– Идите за мной...
Из Варны в Одессу вместе с грузом литературы его отправили морем на рыбацкой фелюге. Провожал пожилой седоголовый болгарин, называвший себя Венко.
В Одессе, в двух километрах от берега, ночью, груз принял человек, назвавшийся Назаром. Он же, купив железнодорожный билет до Коканда, посадил Хамзу на поезд.
В пути Хамзу застало начало первой мировой войны.
3
Некогда, в приснодавние времена, высочайшим повелением самодержца всея Руси государя-императора Александра III Александровича мужское население национальных окраин Российского государства как в мирные дни, так и в период военных действий освобождалось от службы в армии и от всех видов обязанностей трудовой повинности - в связи с языковыми затруднениями.
Последний русский царь это повеление своего августейшего родителя частично отменил и некоторые минимальные свободы, милостиво дарованные его отцом малым народам, взял назад, то есть упразднил, хотя языковые затруднения были еще отнюдь не преодолены.
Указом Николая II мужчины всех национальных меньшинств, проживающих на далеких и близких окраинах Российской империи, в возрасте от двадцати одного года до пятидесяти пяти лет подлежали мобилизации на тыловые работы в центральные губернии.
Указ был нелепый, жестокий, дикий. Сотни тысяч людей, не знавших русского языка, не умеющих ни читать, ни писать на своем языке, никогда не покидавшие родные южные края, должны были переместиться в незнакомые, суровые места, были обречены на страдания и муки, а многие - на верную гибель.
А чтобы снять ненужное напряжение и предотвратить излишние слухи и кривотолки, царская администрация поспешила успокоить на национальных окраинах тех, кого надо было успокоить. Как только указ был обнародован, все начальники губерний, уездов и волостей получили срочные телеграммы, в которых перечислялись категории населения, освобождавшиеся от мобилизации на тыловые работы. Это были:
все местные должностные лица; религиозные судьи и мусульманское духовенство; старосты и старшины городских кварталов и кишлаков; служащие местных частных компаний; сотрудники просветительных учреждений, находящихся под государственным надзором.
Особенно подробно разъяснялось то положение, по которому всем местным состоятельным лицам разрешалось "вместо себя и членов своих семей нанимать на тыловые работы людей, нуждающихся материально..."
Указ был впрямую направлен против беднейших слоев населения, против тех, кто занимался в городе и в сельской местности непосредственным физическим трудом.