Я, бабушка, Илико и Илларион
Шрифт:
– Вот еще! А мне-то какое дело!
– Тетя Марта! Слышишь?
– Слышу, сынок, – отзывается тетя Марта. – Все вы одного поля ягоды – жулики и бездельники!..
– Отвечайте на третий вопрос, – напоминает Цира.
– К третьему вопросу я не готов… – смущаюсь я.
– У кого есть вопросы? – обращается Цира к членам комиссии.
– Разрешите! – говорит Отар.
– Пожалуйста!
– Прошу прощения у уважаемой комиссии, но меня интересует – на самом ли деле этот дегенерат собирается послезавтра сдавать экзамен?
– Я отказываюсь
Потом наступает черед следующего.
…Мы расходимся поздней ночью. Отар, Нестор и Шота живут в студгородке, Цира – на улице Мачабели. Каждый раз провожаю ее я. Цира – красивая девочка, голубоглазая, бледная и высокая. Почти все ребята нашего курса влюблены в Циру, но она никого не любит и ни с кем, кроме меня, не ходит. Мы часами просиживаем в саду, говорим, говорим без умолку или молчим. И тогда мы похожи на влюбленных – так по крайней мере говорят товарищи.
…Мы медленно идем по проспекту Руставели. Дремлющие у магазинов ночные сторожа, вскинув голову, подозрительно косятся на нас и тут же снова засыпают, Они даже не подозревают, как прекрасен ночной Тбилиси. Кругом тишина. Лишь изредка слышатся далекий скрежет колес трамвая и сонные свистки постовых милиционеров…
– Зурико!
– Что, Цира?
– Ты любишь гулять ночью?
– Люблю.
– Тебе не страшно?
– Нет. А тебе?
– Мне страшно.
– Чего же ты боишься?
– Вдруг нас… разденут?
– Меня разве только одеть могут…
– Ну, а если меня разденут?
– Тогда я закрою глаза!
– Только и всего! Хорош кавалер!
– Пожалуйста, буду смотреть на голую. Устраивает?
– Не шути, пожалуйста! Я знаю, вы, деревенские парни, сильные, но ужасные трусы!
– Я боюсь только ножа.
– И я. И револьвера тоже.
– А мышей ты не боишься?
– Боюсь!.. Зурико! Видишь? Двое мужчин! Они идут сюда!
– Вижу.
– Они пьяны. Перейдем на другую сторону.
– Стыдно!
– Перейдем, прошу тебя! – Цира крепко прижалась ко мне.
– Не глупи! Стыдно!
Мужчины остановились перед Кашветской церковью, обнялись, долго целовали друг друга. Потом один свернул вниз по улице, второй направился прямо к нам.
Мы остановились. Цира дрожала словно в лихорадке. У меня подкашивались колени. Мужчина подошел к нам вплотную, взглянул исподлобья сперва на Циру, потом на меня, засунул в карман руку и вдруг рявкнул:
– Эй, есть у тебя закурить?!
– Конечно, есть! Пожалуйста! – пролепетал я, протягивая ему пачку папирос.
– Спички!
– Пожалуйста! – Я зажег дрожащими руками спичку и поднес ее к самому носу незнакомца.
– Вчера я бросил курить, – заявил мужчина, – и с тех пор папиросу в рот не брал… И сейчас не стану курить, так просто, побалуюсь… Человек должен быть хозяином своего слова!
Он прикурил и несколько раз сильно, с наслаждением, затянулся.
– Ты куришь? – вдруг спросил он меня.
– Нет, что вы!
– Молодец! Я курил двадцать лет, а теперь
– Ну-ка, лови меня!
Я погнался за Цирой, настиг ее и крепко схватил за плечи.
– Уф, устала!
Цира опустила голову мне на плечо. Я одной рукой обнял ее за шею, другой приподнял подбородок и заглянул в ее огромные голубые глаза.
– Эх, если б ночь длилась бесконечно… – вздохнула Цира.
– Почему, Цира?
– Так… ночь лучше дня…
Цира сбросила мою руку, закинула голову назад и уставилась в усеянное звездами небо. Потом снова взяла меня под руку.
– Ты, наверное, любишь кого-нибудь, Цира. Скажи, кого?
– Я люблю небо, люблю звезды, вот этого сторожа люблю, и это дерево люблю!.. – Цира подбежала к чинаре. – Не веришь? Хочешь, поцелую?
Она прижалась к дереву, стала целовать и раскачивать его. Спавшие на дереве воробьи встрепенулись и тревожно защебетали. Цира прислушалась к гомону птичек, потом обернулась ко мне:
– И воробьев я люблю!
– Чудачка ты!
– Может быть. А ты кто?
– Кажется, я тоже чудак!
– Нет, ты просто глуп!
– Благодарю!
– Впрочем, глуп – это не то слово. Ты слеп и глух!
Цира подошла ко мне, схватила за воротник, привлекла к себе, пристально взглянула в глаза и спросила:
– Видишь меня?
– Представь себе – вижу!
Цира взяла мою руку, прижала ее к своей груди и опять спросила:
– Слышишь?
Я почувствовал учащенное биение сердца девушки, меня обожгло ее горячее дыхание… И вдруг я обнял Циру, привлек к себе и поцеловал…
И снова мы идем по аллее чинар.
– Зурико!
– Да, Цира?
– Я люблю тебя!
– Врешь!
– Нет, это правда, Зурико.
– Врешь, Цира, и давай не будем про это…
Цира умолкла, прислонилась к дереву. Я тоже замолчал и прислонился к стене. Мы долго стояли и смотрели друг на друга. Цира подошла ко мне, застегнула воротник, поправила мне брови и медленно двинулась по улице. Я поплелся за ней. Вдруг Цира обернулась – в глазах ее блестели слезы. Она приблизилась, поцеловала меж и убежала.
…Я долго, не двигаясь, стоял на месте и прислушивался к шелесту листьев красавиц чинар…
…Домой я возвращался пешком. У Театра юного зрителя меня нагнал запоздалый трамвай. Я вскочил в задний вагон. Пассажиров не было. Дремавший кондуктор вздрогнул, приоткрыл глаза и велел пройти вперед. Я прошел вперед. Потом кондуктор крикнул, чтобы я вернулся назад и приобрел билет. Я вернулся и сказал, что у меня денег нет. Кондуктор не поверил. Я вывернул пустые карманы. Тогда кондуктор сказал: «Как вскочил, так и соскакивай». Я соскочил и очутился в объятиях милиционера.