Я болею за «Спартак»
Шрифт:
— Пойдем, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдет.
Шиянов вылез из мешка и помог вылезть Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галету, которую он сберег. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части.
С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по веревочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолен, еще одна ступень к спасению пройдена. Двинулись дальше. Гущин по-прежнему
Миновали четвертый «жандарм». До лагеря «5900» осталось пройти только один — третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом ветра.
К лагерю «5900» добрались в темноте. И здесь неожиданно кончились все испытания: в лагере был Цак с носильщиками.
Они сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твердые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай.
Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. У вершины гребней виднелись «флажки» — полотнища снежной пыли, гонимые ураганом.
Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь «5600».
Здесь альпинистов встретил доктор Маслов, и Гущин, впервые через девять дней после ранения, получил, наконец, медицинскую помощь.
Затем Гущин, Шиянов, Ураим Керим, Ураим-Голова болит и Абдурахман спустились в ледниковый лагерь...
...Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжелым. Больше всего мы опасались, что альпинисты, ушедшие 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана и заблудятся. Но и в том случае, если они вернулись в лагерь, их судьба внушала серьезную тревогу. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Поэтому Дудин с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600».
Вскоре после их ухода мы увидели с нашего наблюдательного пункта двух человек, двигавшихся от лагеря «6900» в направлении к вершине.
Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов?
4 сентября с утра мы снова стали наблюдать за горой и вскоре заметили, как две маленькие черные фигурки начали подниматься по ребру от лагеря «5600». Очевидно, Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Они прошли второй «жандарм» и подошли к лагерю «5900». Вскоре уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий и четвертый «жандармы» и исчезли в скалах пятого «жандарма»...
Весь день мы следили в бинокль за ребром, боясь увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь «6400».
До вечера ребро осталось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана.
Не слишком ли поздно?
Ответ на этот вопрос мы получили на следующий день. Вечером в наш лагерь спустились Абдурахман и Зекир. Мы бросились им навстречу. Зекир пошатывался от усталости, но радостно улыбался, протягивая нам небольшой клочок бумаги.
Это была записка Цака Дудину. Она начиналась
«Только мы поднялись на «6400», как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята».
С огромной радостью смотрели мы на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу штурмовой группы.
Восхождение было окончено. Но победа далась нелегко. Цак сообщал, что Абалаков заболел снежной слепотой, у Гетье нелады с сердцем, Николай Петрович обморозил пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра.
Но все это не пугало: наши товарищи были живы — и это главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели.
Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать подробности восхождения.
Мы стали готовиться к встрече. Прежде всего надо было позаботиться о том, чтобы хорошенько подкормить покорителей вершины. Мы послали Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальные караванщики с лошадьми должны были прийти в ледниковый лагерь седьмого.
6 сентября штурмовая группа спустилась в лагерь «5900» и там заночевала. 7 сентября продолжался спуск.
Уже начинало темнеть, когда из-за поворота на леднике показались черные фигурки Дудина, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удается разглядеть в бинокль, сколько в ней человек — трое или четверо.
Первым на морене у лагеря показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идет, как всегда, скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таежный медвежонок. Только кожа потемнела от мороза и ветра.
Через полчаса приходит с носильщиками Николаи Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идет он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Помогаем ему снять башмаки. Холодные, безжизненные пальцы забинтованы, на бинтах — желтые следы сукровицы.
Николай Петрович сообщает нам первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей точки дошел только Абалаков.
Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. В наступившей темноте Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. У выхода из них на ледник видим Гетье, Дудина и доктора. Гетье идет с трудом. Дудин и доктор поддерживают его под руки. Возвращаемся в лагерь, укладываем Гетье в его палатке в спальный мешок. Доктор остается с ним.
Поздно вечером из подгорного приходит караван.
Потом мы рассаживаемся у костра на вьючных ящиках и слушаем Абалакова. Он начинает рассказ о восхождении. Рассказывает скупо, коротко и через несколько минут замолкает.
— Не теперь, — говорит он. — Когда-нибудь потом. Пусть хоть немного улягутся впечатления...
Рассказ штурмовиков. — Шторм на высоте 6900 метров. — Засыпаны снегом. — Взятие вершины. — Спуск на «6400». Встреча с Цаком и носильщиками.