Я больше о тебе не мечтаю
Шрифт:
– Ничего ты не знаешь обо мне. И я не собираюсь идти на поводу у твоих условий. Если Мадина шла, то это не значит, что я буду. Либо мы вдвоем относимся друг к другу с равным уважением и принимаем равные условия, либо ничего хорошего из нас не выйдет.
– Мы с тобой не равны. Ты - женщина. Я - мужчина, - рявкает он.
– И что? Если я женщина, значит, должна терпеть к себе плохое отношение?
– В чем я к тебе плохо отношусь?
– Ну, хотя бы в том, что произошло сегодня. Я уж не знаю, спал ли ты на самом деле с той женщиной или нет, но суть в том, что ты был с ней, а это означает, что ты хотел. Не будешь же ты утверждать, что это какая-нибудь дама с работы?
Он хмуро молчит, подтверждая
– Вот именно. Ты хотел, но, допустим, передумал. И считаешь, что я это проглотить должна. При этом мне ты предъявляешь претензии за меньшее.
– Предлагаешь мне позволять тебе творить все, что вздумается?
– Нет, - отрицательно качаю головой.
– Я предлагаю тебе не делать по отношению ко мне того, чего ты бы не хотел, чтобы я делала по отношению к тебе. Вот и все. Ты бесишься, потому что хочешь меня, но я не соответствую твоим представлениям об идеальной женщине, поэтому ты пытаешься меня продавить под собственные убеждения, сделать из меня ту, которой я не являюсь. Превратить меня в Мадину, чтобы хоть как-то оправдать желание, что ты испытываешь ко мне. Только я никогда такой не стану, Карим. Я всегда буду собой. Ты угрожаешь мне, подавляешь, чтобы сломать. Ты с легкостью говоришь, что лишишь ребенка матери, а мать ребенка, если я не стану такой, какой ты хочешь, будто тебе безразлично, какую это боль причинит ему и мне. Будто тебя только твоя идеальная жизнь, расписанная по полочкам волнует. Если уж между нами нет любви, - на этой фразе я запинаюсь, потому что за свои чувства я вовсе не уверена, - то может быть хотя бы взаимное уважение. Хоть что-то. Иначе это путь в пропасть. Ты не любишь, когда другие выдвигают тебе условия, которые тебя не устраивают, почему ты не задумываешься, что другим тоже могут не нравится твои условия? Почему бы в чем-то не уступить?
Я шумно дышу, глядя на Карима и пытаясь по лицу мужчины понять, смогла ли донести до него хоть что-то, что пыталась? Он смотрит тяжело, желваки ходят на скулах, губы плотно сжаты. Я не знаю, о чем он сейчас думает. Наверное, привычные ему шовинистские идеи вступили в агрессивный конфликт с моим мнением. И я вовсе не уверена в своей победе.
– Хорошо, - неожиданно цедит он сквозь зубы, после чего заводит двигатель, и мы трогаемся с места.
Хорошо? Это типа Карим согласен? Согласился со мной?
Молча откидываюсь на спинку кресла, и тихо, медленно выдыхаю. Уголки губ сами по себе ползут вверх. Моя первая маленькая победа над этим невыносимым человеком. Может, еще рано радоваться, ведь правда не в словах, а в поступках, но в груди все равно теплеет, и глупое сердце снова отчаянно бьется в надежде, что однажды сможет достучаться до него, что однажды и оно станет ему нужным.
20 глава
На следующий день, несмотря на то, что вчерашняя ссора с Каримом вроде закончилась на хорошей ноте, между нами все равно присутствует напряжение. А еще я чувствую себя измотанной после разговора с мужчиной. Все-таки энергетически он очень сильный человек, и ругаться с ним крайне трудно, особенно в моем положении, поэтому сегодня я принимаю решение не идти в универ, а остаться дома.
Когда Карим утром спрашивает, почему я не собираюсь, отвечаю, что плохо себя чувствую. Он хмуро интересуется, не лучше ли мне поехать к врачу, но я говорю, что ничего серьезного, простая усталось, из-за которой не стоит беспокоиться. Тем более, в понедельник все равно к врачу ехать.
Карим не допытывается, но просит в случае чего позвонить, после чего уезжает, не дождавшись домработницы. Вчера, когда мы вернулись домой, он не приставал ко мне, не поднимал больше тему о равенстве или неравенстве между нами, вместо этого работал весь оставшийся вечер за кухонным столом, лишь изредка
Алсу приходит на работу немного позже, чем обычно, и только когда девушка, прихрамывая, заходит в квартиру, я понимаю, почему она задержалась.
– Что у вас с ногой, Алсу?
– сочувственно спрашиваю, глядя, как она ковыляет по коридору, морщась от боли.
– Упала вчера и сильно растянула лодыжку.
– Вам нужно было дома остаться. Зачем вы вышли на работу? Позвонили бы Кариму Гаясовичу и взяли отгулы на несколько дней, пока не поправитесь.
– Нет-нет, вы что?! Я не могу. Эта работа - наш хлеб. Мне Карим Гаясович хорошо платит. А деньги нашей семье очень нужны. Да и травма не такая ужасная, чтобы от работы отказываться.
Алсу упрямо следует в кухню, но там все-таки не выдерживает и, простонав от боли, падает на стул.
– Нет уж, - ворчу я, достав из холодильника лед и обезболивающие из ящика.
– Я вам не позволю работать в таком состоянии! Вот, лед приложите к ноге, и выпейте таблетку. Сейчас воды налью.
– Я только передохну и приступлю к работе. Не стоит обо мне беспокоиться.
– Да у вас вся работа на ногах, как вы ее собираетесь выполнять? Станет еще хуже - вообще свалитесь!
Налив в стакан воды, ставлю на стол перед упрямой женщиной, и слежу, чтобы та обязательно выпила таблетку. Слава богу, тут она не спорит, а спокойно пьет обезболивающее и прикладывает лед к ноге.
– Спасибо вам.
– Не за что. Сейчас таблетка подействует, я вызову такси, и вы отправитесь домой. И не надо с мной спорить. Такси я оплачу.
– Нет! Нет, пожалуйста, не надо. Мне, правда, очень нужна работа. Я не поеду домой.
Женщина чуть ли не умоляет позволить ей работать, что довольно странно, учитывая то, насколько ей больно. Не знаю, что за ситуация у нее в семье, и допытываться как-то не хочу до чужих семейных проблем, но Алсу мне откровенно жаль. Постукивая пальцем по нижней губе, я раздумываю, как можно помочь женщине? Если она работает по найму, то, скорее всего, дни отгулов и больничный не оплачиваются.
– Слушайте, Алсу, у меня к вам предложение. Раз уж я сегодня дома, а вы не очень хорошо себя чувствуете, давайте сделаем так: вы мне будете говорить, что делать, какие продукты брать, а я буду готовить вместо вас.
Женщина испуганно распахивает глаза и отрицательно качает головой.
– Да вы что! Если Карим Гаясович узнает...
Узнать он, конечно, может, ведь здесь камеры стоят, но я думаю, смогу что-нибудь ему сказать на это. К тому же, мне кажется, если Карим узнает, что Алсу додумалась работать с больной ногой, он сам ее отправит домой, а ее это не устраивает. Поэтому лучше так.
– Я давно хотела научиться готовить, - взмахиваю рукой и улыбаюсь.
– Так что, фактически, я сегодня вас нанимаю своим персональным учителем. Ну что, согласны?
*********
Алсу, конечно, соглашается. У нее другого выбора нет. А вот я просто не представляла, что меня ждет. Во-первых, я даже нарезать нормально овощи не могу. Во-вторых, оказывается, в приготовлении пищи столько нюансов, что аж голова раскалывается. Но, на удивление, спустя час мучений и бесконечных замечаний со стороны Алсу, мне начинает нравиться. Мы готовим фриттату и курицу с травами в духовке. Когда кухню заполняет приятный запах еды, я готова прыгать от радости. Неужели у меня получилось? Ну, я, конечно, еще не пробовала, и без Алсу у меня наверняка все сгорело бы, если бы я вообще догадалась, что и с чем смешивать, и как духовку включать, но все же это моя небольшая победа. Почему бы не радоваться ей?