Я больше тебе не враг
Шрифт:
— Это было чудовищно, — соглашаюсь я, — узнать, что все было зря, что натворила жутких вещей из-за какого говна.
Ее глаза зло сверкают:
— Говна?
— Говнища.
Пока она подбирает слова, чтобы ужалить побольнее, я жестом подзываю официанта:
— Счет пожалуйста.
— Хочешь сбежать?
— Хочу уйти, — равнодушно поправляю ее, — здесь воняет.
— Не так быстро, дорогая. Мы еще не договорили.
— Поговори с кем-нибудь другим…
Она тут же перебивает меня:
— Ты отозвала
У меня аж глаза выкатываются от такой наглости:
— Какого хрена? Ты серьезно?!
— Более чем. Это деньги Влада. Ты не имела права их забирать.
— Это деньги Кирсанова.
Она пренебрежительно морщится:
— Не обеднеет твой Кирсанов. А Владу на учебу надо. Да и квартиру присматриваем…
— И?
— Что и? Что?! — психует, — мы на эти деньги рассчитывали, а ты их забрала! Считаешь это нормальным?
Я смеюсь, прикрыв глаза ладонью. Нервно смеюсь, потому что это просто сюр какой-то. Все еще хуже, чем я думала. Все из-за денег. Вот так, просто, банально, до тошноты.
— То есть то, что ты провернула – разыграла смерть, подставу, натравила нас на Макса – это нормально. Это в порядке вещей. А вот то, что у тебя денежку забрали – это уже беда и лютая несправедливость?
— Ты о Владе подумала? — взвизгивает она, — Крохоборка!
— Влад – чудесный малыш. И у него есть родные мать и отец. А еще приемные. Вот и думайте о благосостоянии мальчика, а я в вашу Санту-Барбару даже вникать не хочу. Работайте, обеспечивайте, берите ипотеки, кредиты, как все остальные люди. Вас там много – справитесь. Мы с Сашей больше не имеем к вашему балагану никакого отношения. Кирсанов тем более.
Она заводится еще больше:
— Ты случаем не обнаглела, подруга? Тебе напомнить, кто первый этого самого Кирсанова нашел?
— Где ты видишь подругу? Прости, Ален, но ты для нас умерла. Похоронена, закопана. Все, что я могу для тебя сделать – это прибраться на могиле и посадить новые цветочки.
— Иди ты в жопу со своими цветочками! — рычит, — деньги мне верни!
— Я уже вернула их законному владельцу. А потом с его разрешения перевела на счет нашего детдома.
Алена хватает воздух ртом:
— Ты…ты дура! Идиотка конченая! Забрала у меня и Владьки, чтобы отдать каким-то безродным ушлепкам?
— Мы все оттуда, если ты забыла, — холодно напоминаю о «корнях», о том, что мы все трое из этого приюта, что мы точно такие же «безродные ушлепки», как она выражается.
— Да мне пофиг кто и откуда! Это мои деньги! Я их заслужила!
— Чем? Чем ты их заслужила, Ален? Предательством? Подставой? Интригами?
— Я вообще-то ребенка родила.
— Это делает тебя особенной? Неприкосновенной? Дает право что-то требовать у посторонних?
Я не могу понять, что у нее в голове. Раньше казалось, что она просто милая девочка с причудами, а теперь понимаю,
Откуда у нее это? Откуда убежденность, что все можно? Что ей нужнее, что ради нее другие должны от чего-то отказываться и терпеть дискомфорт?
Или это мы с Санькой ее такой сделали? Оберегали, тащили на своем горбу, все самое вкусное отдавали, потому что Аленка маленькая, несчастная и очень ранимая?
И правда дуры.
Знать, что своими руками воспитали такое чудовище – невыносимо. Больно и жутко.
Мне хреново. Не физически, а на душе. Где-то там, глубоко внутри сидит маленькая девочка Тася и рыдает во весь голос, оттого что ее предали, использовали, вытерли ноги как об тряпку, а потом выкинули за ненадобностью. А я ведь верила, что мы втроем всегда будем против всего мира. Плечо к плечу. Семья, пусть не родная, но настоящая.
Этот разговор меня просто убивает. К счастью, появляется официантка и выкладывает передо мной кожаные корочки с чеком внутри.
— Наличными или картой?
— Наличными, — я достаю купюру, — сдачи не надо.
— Сдачи не надо, — тут же передразнивает Алена.
— Чай можешь допить. Не выбрасывать же, — с этими словами я поднимаюсь из-за стола.
Увидев мой живот, Алена удивленно охает:
— Ты… беременна?!
— Как видишь, — не глядя на нее, накидываю на плечи куртку, забираю сумочку.
— Кто отец? — она требует ответа так яростно, будто имеет на это какое-то право, — Кто?
— До свидания.
Она покрывается злыми красными пятнами и шипит, как рассерженная гусыня:
— Ты все-таки залетела от него?
***
Столько злости в голосе, столько зависти, что подкатывает тошнота.
— Почему бы мне не залететь, как ты выражаешься, от собственного мужа?
— Он тебе не муж!!!
— Был мужем…и снова им станет. У нас скоро свадьба, — невесело хмыкаю, видя, как симпатичное девичье лицо превратилось в уродливую, перекошенную маску, — извини, не приглашаю. Сама понимаешь, высокопоставленные гости и все такое…
— Сучка! Какая же ты сучка! — она до хруста сжимает кулаки, — это я должна была от него залететь! И замуж за него тоже должна была я выйти!
— Всего хорошего, подруга. Надеюсь, больше не увидимся.
— Да пошла ты! Тебе это так просто с рук не сойдет! Слышишь?! Не сойдет!
Иду на выход, не чувствуя под собой ног, но спина прямая. И сердце бьется ровно. Оно отпустило, в нем больше не осталось места для бедной несчастной Аленки, для дурацкой ностальгии, для сожалений о «счастливом» прошлом. Не было там счастья, был только обман, зависть и розовые очки толщиной в метр. К счастью, они разбились, пусть и стеклами вовнутрь. Это не важно. Главное, что удалось избавиться от паразита, высасывающего кровь.