Я бриллианты меряю горстями

Дышев Андрей Михайлович

Дина слушала его и плакала. Очерка не получилось. Фризов объявил ей выговор и перевел из отдела спорта в спецкоры. Дина бегала в больницу к Власу каждый день и приносила ему крепкий бульон и мумие.

Он вышел из больницы на костылях. Кроме Дины, его встречали старший брат, тренер и ребята из команды. Они были очень жизнерадостные, веселые, постоянно хлопали Власа по плечу и зачем-то лгали про будущие спортивные успехи Власа, золотые медали и запредельные скорости. А он, бледный, слабый, худой, нервно дергал головой и до боли сжимал руку Дины.

Потом

он на полгода уехал лечиться в Германию. Часть денег передал спорткомитет, какую-то часть собрала команда, остальное оплатил Влас своими гонорарами за золотые медали и трехкомнатной квартирой. Она писала ему письма, он отвечал редко и скупо, не столько рассказывая о лечении, клинике и Берлине, сколько о перспективах своей жизни. Вроде как в шутку он фантазировал, как где-нибудь в Москве будет сидеть в подземном переходе с протянутой рукой, а над его головой, на мятом куске картона, кривыми буквами будет нацарапано: «Люди добрые! Ради Христа святого! Помогите бывшему автогонщику на платную операцию». Дина рвала такие письма на мелкие кусочки, прижимала обрывки к лицу и, до боли стискивая зубы, мысленно клялась себе, что не допустит этого.

Ей хотелось чуда и благородства. Она читала и перечитывала в газетах и журналах трогательные истории о возвышенной и бескорыстной любви, когда молодые и красивые девушки отдавали свои сердца покалеченным на чеченской войне парням и как все замечательно потом получалось. Она представляла, как будет всю жизнь служить Власу – такому прекрасному и мужественному парню, как будет вывозить его в кресле-каталке на улицу, идти по парковой аллее, высоко подняв голову, а прохожие будут оглядываться и перешептываться между собой.

Сказка, которую она придумала, была прекрасной, но в ней не было ответа на один вопрос: на какие деньги Дина собиралась жить с Власом. Ей не хотелось об этом думать. Все, что касалось материальной стороны жизни, вызывало в ней отвращение. Нищета наступала ей на пятки, когда она была студенткой факультета журналистики, когда устроилась в газету к Фризову и сняла квартиру, когда ходила по магазинам на Новом Арбате и смотрела на витрины, умирая от зависти к женщинам, паркующим рядом собственные иномарки. Мысли о деньгах были пыткой. Они отравляли сказку, отравляли то светлое и чистое, что зарождалось между ней и Власом.

Сказка так и умерла никем не прочитанной. Как-то Влас позвонил из Берлина ей домой и сказал, чтобы она срочно готовила загранпаспорт. На той благодатной почве, в которую Дина, не жалея, вкладывала свои любовь, заботу и сострадание, ничего не взошло. Почва оказалась бесплодной. Во всяком случае, Дина внушила себе, что это так. Когда деньги хлынули на нее обвалом, вспоминать про сказку стало стыдно, и не было для Дины уже ничего более страшного, чем снова стать нищей. Потому она легко, не мучаясь, не сдерживая чувств, возненавидела Власа только за то, что он начинал трясти головой, выходя из машины к инспекторам ГАИ.

* * *

Гера нарезал тонкими ломтиками «шпиг копченый по-казацки», который Бодя купил в Елисеевском

гастрономе, и аккуратно разложил янтарные лепестки на тарелке. Вторым деликатесом, которым его компаньон решил побаловаться, были «вареники с картошкой и шкварками». Вода в кастрюле закипала. В комнате было душно. Через наглухо закрытые окна и ставни не проникал дневной свет. Сидя на полу рядом с настольной лампой, Бодя пересчитывал деньги, раскладывая их вокруг себя ровными стопками.

– Три тысячи двести тридцать три доллара, – объявил он, прижимая ладонью к стопке последнюю купюру.

– Всего-то, – разочарованно произнес Гера. – И из-за этого Лемешев убил двух людей?

Бодя кинул на него негодующий взгляд.

– Это Лемешев мог сказать «всего-то»! А ты что такими словами разбрасываешься? Да такие деньги мне в самом сладком сне присниться не могли! Я ж на них половину своей деревни вместе с навозом купить смогу!

– А зачем тебе столько навоза?

– Ночью по Москве раскидывать буду!.. Смотрим дальше. А цэ що таке?

Он вертел в руках тугой пакет из пергаментной бумаги размером с большой конверт. Поднес к лицу, понюхал.

– Да не сало это, не сало! – сказал Гера, вытирая со лба пот.

– Вот смешно, да? – покачал головой Бодя. – Вы, москали, думаете, что украинцы только сало едят, да?

– Не только, – признал Гера. – Еще вареники с картошкой и шкварками.

– Со шкварками! – передразнил Бодя. – Подай нож, умник! Тут надо аккуратно разрезать, бумага заклеена.

Он сел на пол рядом с Бодей, с нетерпением поглядывая на пакет. Если Лемешев не идиот, то именно этим пакетом он дорожил более всего.

– Документы, – сказал Бодя, медленно извлекая пухлую стопку бумаг, и стал ее перебирать. – Свидетельство о собственности, свидетельство о собственности, опять свидетельство…

Гера взял у него несколько розовых свидетельств.

– «Свидетельство о праве на собственность. Рюмин Владимир Евгеньевич, – вслух читал он, – является собственником трехкомнатной квартиры, расположенной по адресу: Москва, улица Днепровская…»; «Свидетельство о регистрации. Владелец Киселев Владимир Павлович… Регистрационный знак К453ЛП, модель «Лексус», год выпуска 1998…»; «Якимович Василий Николаевич является собственником земельного участка в садово-огородническом товариществе площадью 0,5 га…»; «Свидетельство о регистрации. Владелец Марков Николай Николаевич, регистрационный знак А884ГБ, модель «Мерседес-600», год выпуска 1998…»

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Бодя, передавая мне еще десяток свидетельств. – Везде разные люди. У кого дом, у кого земля, у кого машина… А Лемешеву зачем все это?

– Может, ему как главе администрации дали эти свидетельства на подпись, и он пока положил их в сейф, – предположил Гера.

– Конечно! – усмехнулся Бодя. – Губернатор Зареченска выдает в собственность квартиры в Москве, особняки под Питером да еще вместо ГАИ машины регистрирует! Может, он еще станет раздавать землю под Харьковом? Кишка у него тонка подписывать такие документы!