Я бросаю тебе вызов
Шрифт:
Чтобы у этого нерожденного ребенка был достойный отец.
Я ушла ради Мэддокса...
И, как бы больно мне не было, я не жалею об этом.
ГЛАВА 21
Мэддокс
Две недели спустя
Я дал ему еще одну маленькую ложку. Он слабо принял его, пережевывая, как будто ему потребовались
Брэд Коултер был хилым, почти слишком слабым, чтобы даже сидеть прямо и есть самостоятельно. Через три недели его здоровье ухудшилось, пока ему не понадобилась инвалидная коляска, чтобы передвигаться, и один из нас, чтобы кормить его, помогать вставать с постели. О том, чтобы принять ванну в одиночестве, не могло быть и речи, когда неделю назад он потерял сознание в ванне.
Хрупкий. Больной. Умирающий.
Моя мать отказалась привести домой медсестру. Она была непреклонна в том, чтобы самой заботиться о своем муже, но с течением времени она устала, поэтому я был вынужден вмешаться и помочь.
Если бы меня спросили, почему я бросил этот учебный год и переехал к родителям, ожидая смерти отца – у меня не было ответа.
Я не хотел иметь ничего общего ни с отцом, ни с матерью, но я был здесь.
Заботился о них, как послушный сын. В конце концов, именно этого Лила и хотела. Она сказала мне, что я потом пожалею, если не проведу эти последние дни с отцом. Может быть, она была права, я не знал.
Я ни хрена не знал.
Все, что я знал, это то, что мысль о смерти моего отца оставила тяжелую, глухую боль в моей груди. Мне это ничуть не понравилось, но именно это привело меня сюда.
Вернуться в тот самый особняк, в котором я провел свое детство, одинокий, испуганный… нелюбимый.
Отец закашлялся, и я быстро промокнул уголок его рта. Он принял еще одну ложку, прежде чем покачал головой, показывая, что с него достаточно. Я поставил наполовину полную миску на стол. С каждым днем он ел все меньше и меньше.
Мать встала с усталым вздохом. Она потерла лоб, и я заметил темные круги под ее глазами.
— Ты не против помочь отцу лечь спать? Есть несколько документов, которые мне нужно прочитать.
— Да, — сказал я.
Брэд одарил меня легкой усталой улыбкой.
— Ты не обязан этого делать.
— Ты прав, не обязан. — Вот только Лила посмотрит на меня с разочарованием в глазах, если я этого не сделаю.
И, может быть, я делал это для… себя.
— Пошли, старик. Время для твоего прекрасного сна. — Я затолкал его в инвалидное кресло в гостевую спальню внизу. Я помог ему выбраться из инвалидного кресла и лечь в кровать, натянув одеяло на его плечи.
— Мэддокс, — сказал он тихим и хриплым голосом. — Я знаю, что никогда раньше этого
Я замер, и мой желудок скрутило, шок пробежал по моим венам. Мои кулаки затряслись, а толстая вена на шее запульсировала. Мое сердцебиение эхом отдавалось в ушах, почти слишком громко.
Я покачал головой.
— Слишком поздно, — сказал я, язвительно улыбаясь.
Брэд кивнул, словно знал, что это будет мой ответ. Он знал, что облажался.
— Твой выпускной в старшей школе… мы с твоей мамой были там.
— Нет, — прошипел я. — Не были.
Его улыбка была несчастной.
— Мы были. Мы видели тебя с Лилой, ее семьей и друзьями.
К черту это. Он сейчас морочил мне голову.
— Почему ко мне не подошли?
— И испортить твой особенный день?
Он был прав. Я просто не понял его… почему?
— Ты был таким упрямым, Мэддокс. Все еще такой. Мы потеряли столько лет. Тебе было восемнадцать, а я не знал, как подойти к сыну. Как с тобой поговорить, как снова стать отцом. Я не знал… как. Мои отношения с тобой уже не подлежали восстановлению, и я не знал, с чего начать.
Я кипел, даже когда мои легкие сжались и отказывались дышать.
— И поэтому ты выбрал легкий путь вместо того, чтобы пытаться?
— Я пытался убедиться, что ты никогда не сдашься… Я знаю, что был строг с тобой. Слишком строг. Но я подталкивал тебя, потому что боялся, что ты либо бросишь школу, либо разрушишь свою жизнь. Так или иначе.
Он вздохнул, и в его груди загрохотало. Дыхание — простое действие, что-то, что является второй натурой человека — он боролся с этим.
— Вспомни, когда ты в последний раз выходил из моего кабинета. Я предупреждал тебя, чтобы ты не причинял вреда Лиле… потому что ты навредишь себе. Я сказал, что ты на пути к саморазрушению, потому что я знал. Я знал о Кармайклах. Я знал, что ты держишь это в секрете, и я… предупредил… тебя.
Моя спина выпрямилась, и я посмотрел на отца.
— Как ты узнал?
Его губы скривились, и улыбка напомнила мне мою собственную. Фирменная ухмылка Коултера.
— Ты копался в ее прошлом и был не так осторожен, как думал. Мэддокс, ты забыл, у меня везде есть глаза и уши. Конечно, я знал.
Проклятье.
Его глаза закрылись, и он снова вздохнул.
— Прости, я никогда не говорил, что горжусь тобой. — Его голос становился все слабее, пока он не начал шептать эти слова.
— Слишком поздно, — сказал я. Но на этот раз было меньше гнева, меньше огня.
Между нами было слишком много токсичности. Слишком много ненависти, слишком много разочарования и куча негатива. Наше непонимание росло с каждым годом, и это отдаляло нас друг от друга все дальше и дальше.
Мой отец был на смертном одре, чтобы мы попытались исправить это, то, что осталось от этих отношений отца и сына. И поверьте мне, осталось не так уж много.
Убедившись, что он удобно уложен, я выключил свет.