Я буду тебе вместо папы. История одного обмана

Магуайр Тони

Из полуразрушенного дома я каждый раз уносила новые истории о людях, которых никогда не видела. В моем воображении жили темноволосая женщина, двое мальчишек моего возраста и мужчина, никогда не бросавший семью ради походов в паб. Они вместе ужинали за большим столом, и теплый огонек масляной лампы освещал их уютное жилище.

Сосед сказал мне как-то, что в далекие времена жизнь была куда тяжелее, чем сейчас, — люди работали почти круглый год, отдыхать разрешалось только по воскресеньям и на Рождество.

Зная об этом, я заставляла свою выдуманную семью трудиться в поте

лица шесть дней в неделю, зато в выходной они надевали лучшую одежду и отправлялись в церковь на повозке, запряженной крепкими рабочими лошадками.

Я целиком уходила в свои мечты и не замечала, как летит время, а потом возвращалась домой, и мама ругала меня за то, что я неизвестно где пропадаю.

Наш сосед был единственным человеком, с кем я делилась историями о счастливом семействе, но я и представить не могла, как он может их использовать. Это выяснится только в конце летних каникул.

Несколько месяцев после нашего переезда он совершенствовал образ идеального соседа.

— Вам что-нибудь купить в магазине? — спрашивал сосед каждый раз, когда отправлялся в деревню за покупками для Доры.

— Какой хороший человек. Его жене так повезло! — любила повторять моя мама.

Если ей действительно что-то было нужно, сосед обязательно брал меня с собой в магазин.

— И возьми Стиви, пусть покатается. А маме надо отдохнуть, — добавлял он.

Мама, естественно, никогда не была против.

— Давай-ка остановимся ненадолго, — предлагал он, стоило нам доехать до ближайшего леса. Заглушив двигатель, он прижимал меня к себе и покрывал мои щеки легкими поцелуями.

— Тебе нравится? — спрашивал он, придерживая меня за спину.

И сначала мне действительно нравилось.

Но мало-помалу его поцелуи становились совсем другими. Больше никаких поцелуев-феечек, никаких прикосновений ресницами к щеке, зато все больше «Хочешь, я покажу тебе настоящий взрослый поцелуй?», а я уже знала, что мне совсем не нравилось, как целуются взрослые.

Когда он раздвигал мои губы и засовывал в рот свой большой и скользкий язык, я боялась, что он запихнет его слишком глубоко и я задохнусь. А потом его рука начинала двигаться к моим ногам, и я невольно напрягалась, словно чувствовала, что ни к чему хорошему это не приведет. Я хотела, чтобы он снова гладил меня по спине, но вместо этого его пальцы забирались под платье и скользили вверх по худым голым бедрам. Я чувствовала, как он подбирается все ближе и ближе к моим трусикам, и пыталась сжать ноги, но ему всегда удавалось добраться до резинки прежде, чем он останавливался.

— Тебе нравится, Марианна? — спрашивал он каждый раз, и я слишком боялась его расстроить, чтобы ответить «Нет».

Если я медлила с правильным ответом, на его лице отражалось разочарование, и тогда, стремясь доставить ему удовольствие, я делала, как он просил: обнимала его за шею, шептала «Да» и целовала в щеку.

Так был сделан второй шаг.

Глава пятнадцатая

Почему-то

слов о том, что я особенная, — тех самых слов, которые я так мечтала услышать раньше, — теперь не хватало, чтобы избавить меня от непонятно откуда взявшихся сомнений и тревог. Мне так нужен был человек, у которого можно было спросить, действительно ли то, что мы делаем, правильно… А может, я хотела, чтобы кто-нибудь остановил мужчину из соседнего дома. Я бы на это ни за что не отважилась, так как слишком боялась, что он разозлится и перестанет меня любить. «Но где найти такого человека?» — в отчаянии спрашивала я себя. Проблема заключалась в том, что я совсем не хотела терять соседа, потому что до сих пор верила, что он мой друг.

Как ни странно, но инстинктивно я понимала, что люди обычно не обсуждают подобные вещи вслух. Да если бы я и решилась сказать, то кому? Вместо этого я просто начала его избегать.

Я наивно верила, что, когда он шептал: «Ты особенная девочка, Марианна, ты моя маленькая леди, я скучаю без тебя», — он был искренен со мной. Я думала, что, если буду держаться от него подальше, он начнет скучать без меня и захочет снова сделать меня счастливой. То есть перестанет заставлять меня делать все эти вещи, которые мне так не нравились.

Но мне было всего восемь лет, и я не понимала, что все мои хитрости и ухищрения бесполезны против взрослого тридцатилетнего мужчины. Он словно и не заметил моего отсутствия. Я-то ждала, что он постучит в дверь нашего дома и спросит, как я поживаю, не хочу ли я помочь ему с машиной или выгулять с ним собаку, или предложит принести к ним моего младшего брата — но все было напрасно. Я украдкой наблюдала из окна, как он работает в мастерской или играет с детьми, и спустя несколько месяцев — а может, прошла всего пара недель, ведь мне было так плохо, что каждый день казался бесконечным, — моя воля сломалась.

Увидев, что сосед чинит машину, я вышла из дома и встала возле него, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Надеясь, что он обратит на меня внимание, я откашлялась. Но он в первый раз не поприветствовал меня своей традиционной широкой улыбкой.

Он вообще вел себя так, будто не знает о моем присутствии или ему все равно, здесь я или нет.

Я постояла так некоторое время, понимая, что меня намеренно игнорируют, а потом тихо спросила, не нужно ли ему помочь с машиной.

Он медленно поднял голову, повернулся ко мне — на лице не было ни следа улыбки — и смерил меня равнодушным взглядом:

— Нет, Марианна, не думаю, что ты можешь мне чем-то помочь. Ты ведь всего лишь маленькая девочка. Я думал, что ты не такая, как все, но, видимо, ошибался. Я не хочу, чтобы мне помогала маленькая девочка, так что иди побегай или поиграй.

Я почувствовала, как в животе заворочался тугой холодный ком. Все мои планы вылетели из головы. Мне стало страшно, очень страшно, что он действительно думает так, как говорит, что он больше не мой друг. Неужели я снова останусь одна?

— Я не просто маленькая девочка, — выдавила я, опустив голову и рассматривая носки своих ботинок.