Я был адъютантом генерала Андерса
Шрифт:
«...армия для более высоких политических целей обязана остаться в СССР», — писал Сикорский в своем ответе. Он приказывал не только как верховный главнокомандующий, но и как премьер-министр. По этому вопросу он даже прислал Андерсу решение Совета Министров от 14 июня, предлагавшее ему остаться в Советском Союзе. Обе эти телеграммы мы получили в Янги-Юль 15 июня.
Требуя в своем приказе, чтобы польская армия безусловно осталась в Советском Союзе и вместе с Советской Армией воевала против Германии, Сикорский предлагал повысить моральное состояние солдат и офицеров и обращал внимание на то, что всяческие трудности, если они и имеются (однако он не верит, что они доходят до размеров, описываемых Андерсом), вполне можно
В инструкции, которую Сикорский прислал на основе постановления правительства, он писал, что взаимоотношения с Советским Союзом необходимо довести не только до уровня хороших, но самых наилучших, и только борьба на фронте может и должна устранить всяческие недоразумения и укрепить дружбу. В заключение он предлагал обсудить свой приказ и инструкцию на совещаниях высших офицеров.
Получив такой ответ, Андерс страшно обрушился на Сикорского.
— Что он там мне будет приказывать и поучать, я его еще самого научу... — возмущенно, говорил он. — Все равно я добьюсь своего.
Как он позже похвалялся, приказ и инструкцию Сикорского он просто выбросил в корзину.
Однако увидев твердую и непримиримую позицию, занятую Сикорским, и отдавая себе отчет в том, что с этой стороны он не получит никакой помощи, Андерс удвоил свои усилия в реализации намеченных планов.
Он начал оказывать нажим на Гулльса, обсуждая с ним приказ Сикорского. Объяснял, что он, Андерс, стремится предоставить англичанам много хороших воинских частей, а Сикорский не понимает, какую огромную услугу он окажет этим англичанам, и хочет, чтобы армия осталась в Советском Союзе. Зачем? Для чего? Вероятно лишь на погибель. Гулльс выслушал со вниманием все жалобы Андерса и на следующий день заверил его, что наша армия наверняка уйдет из Советского Союза, что это уже решено. Он сам едет по этому вопросу в Москву, вернется через несколько дней и тогда подробно обо всем расскажет. После разговоров с Гулльсом Андерс по собственной инициативе послал Сталину письмо с просьбой дать согласие на вывод польской армии на Ближний Восток. Мотивировал уже известными и неизменно повторяющимися аргументами: трудности с продовольствием, недостаток оружия, климатические условия и т. п. Обещал, что армия после ее обучения и вооружения вернется.
Конечно, Сикорский об этом ничего не знал. Через два-три дня Гулльс действительно вылетел в Москву. По дороге задержался в Куйбышеве и там беседовал с послом Котом о выводе польского войска на Ближний Восток. Он считал это дело необходимым, так как в середине июня английские части на Ближнем Востоке потерпели большое поражение и возникала опасность, что вся оборонительная система в этом районе может не выдержать. Поэтому польская армия там крайне нужна.
Отзвук этой беседы отразился в телеграмме посла Кота Андерсу от 30 июня 1942 года. Посол Кот телеграфировал:
«Как Вы считаете, было бы целесообразно поддержать усилия англичан о переводе ваших дивизий на Ближний Восток?»
Одновременно профессор Кот несколько раз обращался к Андерсу с предложением приехать в Куйбышев для обсуждения срочных дел. Однако Андерс ответил, что ему некуда торопиться, что пока ему не с чем ехать, и поэтому он оттягивает свою поездку.
В то же время он объезжает все воинские части и заверяет всех в скорой эвакуации, чем усиливает
Помню, как мы, приехав в пехотную дивизию в Шахри-сиабз, знакомились с районом ее расположения. Там действительно было очень много больных. В переполненных госпиталях мест не хватало, людей клали на матрацы на открытом воздухе. Лекарств имелось очень немного, но как заверяли врачи, число заболеваний уменьшается. Говорили, что с эпидемией уже справляются. До окончания эвакуации в Шахрисиабзе умерло около трех с половиной тысяч человек. Умерших хоронили в общих могилах по десять, двадцать человек, не хватало досок для гробов.
Таков был результат перевода армии на юг, совершенный вопреки предостережению советской стороны на совещании 3 декабря 1941 года, о том, что в этом районе нездоровый и малярийный климат.
Находился там и женский лагерь. Женщины жили в «ульях». Это были землянки, построенные в виде улья, на два, четыре человека, по типу тех жилищ, в которых жило местное население.
В этих условиях здоровые солдаты проходили военную подготовку и настроение было неплохое. После ознакомления с частями Андерс провел в штабе дивизии совещание с офицерами, на котором рассказал о выводе армии из Советского Союза, при этом рисовал заманчивые картины будущего и заверял, что в самое ближайшее время солдаты и офицеры окажутся в значительно лучших условиях. Своим выступлением он вызвал энтузиазм у присутствующих, так как бездеятельность и болезни деморализовали многих и сказывались на боевом духе дивизии. О приказах Сикорского Андерс, конечно, умолчал.
После совещания я пригласил начальника штаба 6-й дивизии майора Ливинского на беседу, продолжавшуюся около часа. С майором Ливинским я находился в сердечных отношениях и считал его очень хорошим и рассудительным офицером, политически зрелым, стойких убеждений и смелым. Я старался его убедить в трагичном по своим результатам решении вывода армии из Советского Союза. Больше того, показал ему постановление польского правительства и инструкцию верховного главнокомандующего по этому вопросу. Он был поражен, так как ничего не знал. Мы договорились, что майор Ливинский должен был прислать мне условную телеграмму после разговора с некоторыми офицерами дивизии.
Я узнал, что Токаржевский, командир 6-й дивизии, принял решение самостоятельно пробиться к афганской границе. Издал даже об этом соответствующие приказы. Подготовка к этому велась давно. Под предлогом обучения высылались на далекое расстояние патрули, они изучали пограничный район, расположение советских гарнизонов, на случай возможного населения удара для захвата оружия и продовольствия. Все должно было произойти следующим образом: дивизия, находившаяся в ста с небольшим километрах от афганской границы, начнет проводить учения, связанные с дальними маршами в сторону границы. Под предлогом обучения дальним переходам Токаржевский намеревался в течение нескольких дней подойти к самой границе, а затем одним прыжком, обезвредить пограничную охрану и перейти границу. Совершенно очевидно, что все госпитали и больные были бы брошены на произвол судьбы. Точно так же семьи военных и гражданские лагеря, находившиеся при дивизии остались бы без всякой помощи.
Солдаты, конечно, ни о чем не догадывались. Они лишь выполняли приказы. У них были самые лучшие намерения, и они всегда были готовы идти сражаться на фронт.
Из 6-й дивизии мы поехали в 7-ю дивизию полковника Окулицкого. Там мы также знакомились с районом расположения, оказавшимся худшим, чем в 6-й дивизии. В Кермине и Гузаре, где находился запасной полк армии, командиром которого являлся полковник Леон Коц, заболеваний было еще больше. Половина личного состава соединений была не способна нести какую-либо службу. Одни были больными, другие в положении выздоравливающих.