Я был на этой войне (Чечня-95, часть 1)
Шрифт:
С Юркой мы подошли к Казарцеву:
– Серега, ты про нас не забудь, когда посылки будешь делить. Самое главное – это сигареты. Может, кто курить не будет.
– Мужики, вы уже не первые. И еще много ко мне подойдет. Имейте совесть!
– Юра! Это он о чем?
– О совести.
– А что это?
– Не знаю. Почки знаю, печень знаю, желудок тоже знаю, а вот совесть? Нет, не знаю. А ты, Слава?
– Не слышал.
– Серега, у нас есть почти абсолютная монополия на спирт, и неужели ты своих соседей отфутболишь?
– Ты представляешь, как мы будем в отместку мочиться на колеса твоего автомобиля, да какать нам тоже придется под твоей дверью. Ты представляешь?
– И так всю оставшуюся войну.
– А это дурная привычка и может перейти и на мирное время. Будем гадить перед дверями твоей квартиры.
– Ты только представь себе, выходишь ты утром на службу и падаешь, поскользнувшись на дерьме. Весь такой красивый – и в дерьме. Обидно, да?
– И все это из-за каких-то сигарет.
– Придурки.
– Слава, по-моему, мы недавно это уже слышали.
– Кстати о птичках, когда будешь на «Северном», передавай привет коменданту Сашке, пусть положит нам побольше сигарет и чего-нибудь от себя.
– Он вас и не вспомнит.
– Вспомнит, куда он денется.
– Так насчет твоего выбора?
– Какого выбора?
– Или до окончания службы ты будешь скользить на дерьме, или дашь нам сигарет. С пенсионерами мы не воюем.
– Да пошли вы…
– Юра, он выбрал дерьмо.
– Определенно. Начнем сегодня вечером. Пашка нам поможет.
– Вас что, специально по всему СибВО искали и поселили в одном кунге?
– Не только по СибВО. Я из ставки ЮЗН приехал, а Юрка – со СКВО. Поэтому – это судьба, Сергей Николаевич. И придется тебе постоянно нести свой крест.
– Поскальзываясь на дерьме. Но этого можно избежать…
– Если подбросить нам сигарет.
– И тогда мы будем всегда тебя рады видеть.
– И детям своим будем рассказывать, какой ты замечательный и сердечный человек. А если нет, то тоже расскажем. Что ты дерьмо.
– Идиоты.
– Клиент еще не созрел.
– Ничего, как пару раз упадет – созреет.
– Так как?
– Завтра поговорим.
– Так бы сразу. Спасибо.
– Клиент созрел. Спокойной ночи.
Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно навалилась усталость, страшно хотелось спать. Придя «домой», мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял словно новогодний пряник на елке, завернутый в фольгу. Счистив налипшую на ботинки грязь, сделавшую их похожими на огромные бахилы, мы ввалились в кунг.
– Ты что сияешь, как приз выиграл? – спросил Юрка у Пашки. Я молчал, в голове крутилась какая-то мысль, не оформившаяся до конца, но казалось, что очень важная.
– Так, я наслышан, что вы сотворили на «Северном»…
– Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего не было. Ты понял? – жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать,
Оставив оружие и раздевшись, мы вышли с Юркой на улицу с чайником теплой воды. Поливая друг друга и отфыркиваясь, мылись долго и тщательно. Кожа вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными полотенцами. Присели на лесенку, закурили, подставив лица не очень холодному ночному зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем не думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты, обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение:
– Ты что на Пашку напустился?
– Нечего попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из пустого в порожнее переливать, тем более солдату, ни к чему. Сейчас будет ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем. Пусть обижается, но молчит. Я думаю, что если выберемся, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас еще на дыбе спросят, что это вы, сукины дети, замышляли. Просто в бой не идти, или хотели мятеж поднять. Поэтому и тебе советую заткнуться и не вспоминать об этом.
– Испугали ежа голой задницей.
– Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за чью-то собственность. И вот хозяин этой собственности и спросит нас, не против него ли мы собирались повернуть вверенное оружие. Технику и людей. Юра, мы с тобой участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так страшно, то можно было бы просто посмеяться. Вот ты знаешь, для чего ВСЕ это?
– Брось, Слава, крыша поедет.
– Она у меня уже съехала, раз я начал задавать такие вопросы, – я достал новую сигарету и от окурка прикурил, потом бросил его под ноги и затушил каблуком.
– Вот так и нас с тобой, придет время, а оно придет раньше, чем мы предполагаем, выбросят. Вытрут ноги и выбросят. И как ты, когда покуришь, сплевываешь, так и нам вслед плюнут. Попомни мои слова. Если мы сейчас посмели командующему показать свои зубы, так и не побоимся показать, а если надо, то и перегрызть глотку – начальнику, командиру. Мы привыкли к крови, к смерти. Я не могу спать, если ночью тихо. Когда работает артиллерия, то сплю как младенец, а когда авиация, еще лучше.
– Я тоже, – тихо заметил Юрка.
– Вот ты ответь на один простой и глупый вопрос, что такое национальность?
– Как что? – не понял Юрка. – Ты с ней родился. Если хочешь, то Богом она дана тебе.
– А если, допустим, чеченца в младенчестве вывезли во Францию. Всю жизнь скрывали от него, кто он. Дали свою фамилию, воспитывался он в той среде. Обучался в нормальной французской школе, потом в ихнем институте, постиг их культуру. Кто ОН? Если тебе легче, то не чеченца, а русского вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН?