Я чувствую тебя
Шрифт:
Таким образом, в обед я могу заехать в квартиру и забрать все свои вещи, не рискуя встретить Филиппо. Обычно по средам он работает в студии на Виа Джулия. А вот сегодня он, скорее всего, на стройке, в двух шагах от дома. Собирать вещи в его присутствии было бы унизительно и лучше избежать этого. Смиряюсь с мыслью провести еще одну ночь в отеле, но она будет последней.
– Ну, хорошо, – заключает Паола, – тогда я соберусь и приготовлю тебе комнату.
– Нет, не стоит, спасибо, я все сделаю завтра. – Потом быстро добавляю: – Естественно, я буду платить тебе арендную плату, это должно быть ясно с самого начала.
– Да ладно, мы обсудим это потом… Пока не думай об этом.
– Два разбитых сердца в одном шалаше. Будем утешать друг друга… – у меня вырывается нервный смешок.
– И в самые сложные моменты будь спокойна: я умею готовить потрясающий сакер-торт, это самый калорийный и действующий антидепрессант в мире.
Она подмигивает мне, потом смотрит на часы в баре:
– Уже поздно! Мы что-то засиделись. Все, пора обратно в церковь, долг зовет.
Хотя в последнее время она и изменилась, все же глубоко внутри это прежняя Паола. Я поднимаюсь и следую за ней, оставляя наполовину открытый «Порта Портезе» на столике. Теперь он мне больше не нужен.
На следующий день я уже обустроилась в своем новом жилище. Квартира у Паолы потрясающая. Она небольшая, но комфортная: две спальни, ванная с двумя мойками и большая гостиная, выходящая на Кампо деи Фиори. И видно, что здесь живет человек, который каждый день общается с искусством: красочные стены, книги о живописи и кисточки разбросаны повсюду. И везде всевозможные кошки – разных форм, размеров и из разных материалов: подушки, подставки для бумаги, мыло, пепельницы, чашки, тарелки. У нее даже кофеварка в форме кошки.
Когда я спрашиваю ее, с чего началась эта страсть, Паола рассказывает мне, что ее мать, теперь уже совсем пожилая, раньше заботилась о бродячих кошках.
– В Риме их миллионы, наверно, больше, чем в любом другом городе, – рассказывает она. – Если пройдешь по Ларго Аргентина, ты увидишь их одну на другой, борющихся за пространство среди археологических развалин и мяукающих как пруклятые. Это очень умные животные и не такие уж скрытные и непривязчивые. Просто нужно знать к ним подход.
– Ну, прямо как с людьми, – подмигиваю ей.
– Да, – на ее лице появляется улыбка, – уже время ужина, ты голодная?
– Прилично. Хотя нужно заниматься чемоданами и коробками… – Только от мысли об этом меня прошибает пот. – …Впрочем, этим можно заняться потом, лучше я тебе помогу на кухне.
Из кухонного шкафа Паола вынимает пачку спагетти с бронзовым узором и взмахивает ими у меня перед глазами.
– Как насчет аматричаны? [81]
– Хорошо бы, – благодарно соглашаюсь я. – Мне стыдно признаться, но за все это время в Риме я еще ни разу ее не попробовала.
81
Аматричана (итал. amatriciana, или matriciana – на римском диалекте) – паста с соусом из помидоров, острого красного перца и копченой свиной щеки, блюдо типичное для Рима и региона Лацио.
– Ну, это надо немедленно исправить! К тому же аматричана – одно из моих фирменных блюд.
Паола открывает холодильник, чтобы еще что-то достать.
– О-о! У меня нет гуанчале! [82] – На ее лице появляется досада. – Я была уверена, что
– А что такое гуанчале? – спрашиваю, уставившись на нее.
Паолу неведение подлинной венецианки, даже в том, что касается кухни, явно рассмешило:
– Ну, скажем так: бекон.
– Это та же панчетта? [83]
82
Гуанчале (итал. guanciale) – вырезка из свиной щеки, копченная особым образом, похожа на бекон.
83
Панчетта (итал. pancetta) – копченая вырезка из брюшной части.
– Ну, не совсем. Они кажутся одинаковыми, но это не так. И для аматричаны требуется именно гуанчале.
У меня мелькает мысль: «Леонардо уж точно знает все это». И моментально жалею об этом. Он тут же материализуется в комнате, но я изгоняю этот призрак взмахом головы, как неприятный сон.
Паола выглядывает из окна:
– Слава богу, еще открыто! Я спущусь на минутку в магазин внизу.
– Я с тобой!
Следую за ней. Мне просто необходимо выйти из этой кухни, надеюсь, когда мы вернемся, Леонардо здесь уже не будет.
Ее спагетти алл-аматричана – просто объедение. Хотя мое горло горит от перца и печень стонет от гуанчале, эта тарелка пасты имеет сильный вкус дружбы, а все остальное сейчас не имеет значения.
Мы открыли бутылку «Cesanese» [84] и расположились поудобнее: в тапках, майках и пижамных штанах. Мы словно в отпуске на море. Теплый и наполненный дивным ароматом воздух уютной кухни, музыка Ареты Франклин в отдалении, упоительное ощущение свободы и легкости. У меланхолии появляется неплохой привкус, если запивать ее бокалом вина.
84
«Чезанезе» (итал. Cesanese) – красное сухое вино, производимое в провинции Фрозиноне.
Атмосфера признаний понемногу охватывает нас. Сейчас уже нет смысла держать свои переживания в себе. Мы говорим и слушаем друг друга по очереди, как две старые подруги. Открыться ей мне кажется естественным, потому что сейчас напротив меня сидит человек, способный слушать, не осуждая. С Паолой именно так, поэтому я рассказываю ей все о себе, в том числе о последних месяцах душевного хаоса.
Нельзя сказать, что это облегчает мою душу – еще нет, – но позволяет сблизиться с Паолой и предложить ключ к пониманию моего нынешнего состояния.
После ужина разбираю чемоданы и коробки в своей новой комнате. Это большая комната с двуспальной кроватью и гардеробной. Окно выходит на балкон, полный всевозможных цветов – еще одна страсть Паолы. Осматриваюсь и желаю про себя, чтобы эти четыре стены смогли меня принять и защитить, потому что грядущие дни будут тяжелыми. Но у меня сильные плечи, и я готова к трудностям.
В прежней квартире, где мы жили с Филиппо, я не смогла собрать все вещи: мне не хотелось там долго рыться. Паола пошла туда со мной, чтобы помочь и, главное – поддержать психологически. Я постаралась сделать все как можно быстрее, почти на одном дыхании. Мы набили два чемодана и пару коробок, погрузили в ее старую «Пунто» и сбежали, как после ограбления банка. Я вряд ли смогла бы осилить эту процедуру без нее.