Я - Даго (Dagome Iudex - 1)
Шрифт:
На длинные деревянные, обставленные лавками столы принесли глиняные миски с разрубленными на четыре части жаренными баранами и ягнятами, а также каменные тарелки с каплунами. Каждый из пирующих вынимал из-за пояса короткий нож и отрезал себе кусок мяса, запивая его южным вином и пивом, которое варили в Друзо. Вино и пиво вносили в глиняных корчагах, а затем разливали в посеребренные кубки. Аскоманны ели спешно и жадно, бросая обглоданные кости на конец стола, где молчаливо и настороженно сидели эстские воины. Северяне подобным образом привыкли проявлять презрение или нарываться на драку, поскольку, помимо пиров, больше всего на свете они любили подраться. Пили они очень много, будто гася пожар в желудках. Некоторые даже хватали корчаги и, громко чмокая, отхлебывали из них, разливая половину на грудь и на стол. Они были ужасны в бою,
Это был мужчина огромного роста, с лицом, почти полностью покрытым рыжей щетиной, спадающей на кольчугу. Он тоже вел себя грубо. Если хотел привлечь к себе чье-то внимание, то бросал в этого человека недоглоданной костью, а затем что-то кричал с полным ртом, из-за чего речь его становилась совершенно непонятной. Ел и пил он много, но Акум заметил, что Свери больше разливал пиво и мёд, чем пил. Грозными выглядели его голубые глаза с кровавыми прожилками на белках, и Акум уже пожалел, что заключил союз с разбойниками для уничтожения князя Гедана. Разве эти люди из Бирки не прославились своим бесстрашием перед лицом смерти? И разве существовало для них что-либо святое и достойное уважения, кроме их собственных тайных клятв? Акуму рассказывали, что их законы суровы и ужасны. Если чей-нибудь раб воровал что-либо у аскоманна, то отвечал хозяин раба, так как невольника за человека не признавали. Если какой-нибудь аскоманн не мог обеспечить пропитания своим отцу и матери, он отдавался в рабство тому, кто мог дать родителям сносное существование. Так что на самом деле аскоманны не были стаей диких собак, хотя сейчас вели себя именно так. Кто знает - но об этом Акум уже не имел понятия - не у них ли следовало учиться настоящей и пожизненной дружбе? Разве не сидел рядом со Свери Хлодр, а рядом с тем молодой Даго? Только вот откуда было знать Акуму, что эти двое уже много месяцев жили в Друзо, а как только корабли аскоманнов вошли в порт, тут же появились на пристани? Ярл Свери взял их на свой дреккар, а потом повел на пир к Акуму вместе со своими командирами. Когда-то Хлодр, Свери и Оттар побратались, вот почему Хлодр имел право ожидать, что за ним придет корабль, а возможно, случится и оказия отомстить за смерть Оттара и поражение аскоманнов во время нападения на Друзо.
– Почему это, князь, твои люди не едят и не пьют, а только пялятся на нас будто на диких зверей?
– хриплым голосом спросил у Акума Свери на языке донск тунга.
– Или в еде твоей слишком много перца, а питье отравлено?
Князь Акум снял с головы позолоченный остроконечный шлем. Ему не хотелось ссориться со Свери.
– Завтра нас ждет битва, ярл Свери, - ответил он.
– Или ты желаешь, чтобы мои люди ослабели от обжорства и похмелья?
– А мы?
– загремел гневно Свери.
– Или же ты считаешь, что храбрость наша будет менее обыкновенной?
Акум протянул руку к эстам, что в полном вооружении стояли под почерневшей стенкой у дверей, ведущих во внутренние помещения замка. На
– Ешьте и пейте. Пусть не думают наши друзья, что в своих сердцах мы таим измену, - сказал он на языке эстов.
Те послушно начали есть и пить. Но лишь те, что сидели за столом. Остальные все так же торчали под стенами, пока разъярившийся Свери, смяв посеребренный кубок в руке, не бросил в одного из них.
– Бери этот кубок и пей!
– заорал ярл.
Акум снова протянул руку, и после того прислуживающие воины начали раздавать кубки и наливать вино остальным эстам.
– Красивый у тебя перстень, князь, - вновь заговорил Свери.
– Это княжеский перстень, - ответил Акум.
– А разве ярл не равен князю?
– Ты равен мне, если у тебя есть замок.
– Мой замок - это мой корабль!
– расхохотался Свери.
– Отдай мне этот перстень в знак дружбы.
– Князь Гедан носит подобный перстень. Завтра заберешь его себе, а захочешь, то и с отрубленной кистью, - предложил Акум.
– Дружба, ярл, рождается в бою, а не через подарки.
– Ты прав, - снова расхохотался Свери, а затем, положив руку на плечо Хлодра, продолжил: - Вот этот человек, господин, в прошлом году напал на твой город. Его зовут Хлодр. Ты победил его, князь, и он за это любит тебя.
Свери вновь расхохотался, ему вторили остальные аскоманны. Только лишь Хлодр с Даго даже не улыбнулись, равно как и князь Акум, который лишь сейчас заметил, что этот Хлодр почти ничего не ест и не пьёт, лишь внимательно глядит в затянутые рыбьим пузырем окна. Но на дворе уже была ночь, и через окна ничего нельзя было увидать. Чего же высматривал этот человек в темноте?
Еще Акум заметил, что почти все аскоманны были одеты в кожаные штаны и блузы, посеревшие от морской соли, так как явились на пир прямиком со своих кораблей после долгого морского перехода. Один лишь этот Хлодр, да еще сидящий рядом с ним молоденький аскоманн выглядел так, будто волны и ветер с ним не встречались. Хлодр был в светлозелёных широких штанах с чулками до колен, а под его кольчугой была поддета ярко-зелёная блуза. Красивый алый кушак поддерживал его штаны. Молодой же аскоманн носил на себе алые штаны-чулки, блуза тоже была красной. Из под рукавов блузы выглядывали безукоризненно белые кружева сорочки. На груди у него висело золотое ожерелье, а его длинные волосы были удивительно светлыми. Эти двое либо специально переоделись, идя к Акуму, либо же в морском походе и не были. Князя охватило предчувствие беды, но тут же и исчезло. Он подумал, что в его городе проживает много аскоманнов, занимающихся торговлей. Только вот тех Акум знал лично, а этих двух в Друзо никогда не видал...
Хлодр наполнил себе серебряный кубок, осушил его одним глотком и, заглушая крики пирующих, обратился к Акуму:
– Я, старый тане, как уже говорил о том ярл Свери люблю победивших меня. Я люблю тебя, князь, хоть ты и переломал мне ноги. И такой же любовью этот вот дренг любит твою дочку Пайоту. Почему бы тебе, князь, не облегчить любовные страдания дренга и не показать свою прелестную дочь хоть на миг?
– Да, да, покажи нам свою дочку!
– чуть ли не хором закричали пирующие.
Князь Акум наморщил брови. Не нравились ему аскоманнские шутки. Эти пираты и наёмники слишком многое себе позволяют. Вот только догадываются ли они, что Акум приготовился к любым неожиданностям? Один лишь жест его левой руки - и копья пробьют грудь аскоманнам.
– Моя дочь предназначена для глаз другого человека. Равного себе, гордо заявил он.
Свери, тянувшийся к миске, чтобы взять себе грудку каплуна, вонзил нож в столешницу.
– А меня, князь, ты разве не считаешь равным себе?
Акум с трудом сдерживал гнев. Ему хотелось отрезать: Я здесь повелитель, а ты, ярл - наймит. Но сказал он другое:
– Когда я увижу на твоей руке перстень Гедана, то буду приветствовать в твоём лице повелителя.
Свери поднялся с лавки, и все могли заметить, какой он рослый.
– А есть ли у Гедана что-нибудь больше, чем этот перстень? Ведь он не занимается как ты торговлей, князь. Что поделю я меж своими тремя сотнями воинов? Здесь, у тебя, склады забиты шкурками горностаев, выдр и пермскими мехами. Это в твоей казне лежат мешки с золотыми солидами ромеев, дирхемами муслиминов и денарами франков. Мы хотим возвратиться в Бирку с кораблями, груженными добром. А Гедан - бедняк, князь.