Я, депутат... Всенародный избранник
Шрифт:
Алексей Иванович начал танцевать нечто, напоминающее лезгинку.
Эльвира, увлекшись их радостью, начала хлопать в такт танцев, крича:
– Я же вам говорила, вот видите, получилось все, как я вам говорила!
Однако, не сдержавшись, она выскочила из-за стола и тоже присоединилась к ним. Марк Семенович пошел вприсядку, размахивая руками и напевая:
– Поменяли, поменяли Бабарыкина…
А Алексей Иванович, как настоящий грузин, на цыпочках, с поднятыми руками на уровне плеч, ходил вокруг Эльвиры, которая,
В общем, отвели они душу до полного изнеможения, как бы сказала Эльвира. В конце импровизированного танца Алексей Иванович встал на колени перед Эльвирой и поцеловал ей руку, торжественно произнеся:
– Эльвира Николаевна, это все благодаря вам, вы – необыкновенная женщина, я – ваш преданный раб на всю оставшуюся жизнь.
Марк Семенович к тому времени уже отплясался и, сидя на полу, вторил Алексею Ивановичу:
– Да, Эльвира Николаевна, дело говорит Алексей Иванович – раб он, раб Божий и ваш немного, все благодаря вам.
– Да бросьте вы, в самом деле, – засмущалась Эльвира, – просто все так и должно было получиться и без меня. А моя роль здесь самая минимальная, только поддержать, не дать упасть, да направить человека в нужном направлении. Вот и все.
Между тем страсти стоявшего перед ней на коленях Алексея Ивановича накалялись, и он уже взревел по-настоящему:
– Эльвирочка, я раб твой, я раб.
Марк Семенович вторил ему:
– Он раб ваш, он раб ваш, Эльвира Николаевна.
Алексей Иванович продолжал:
– Я раб любви к вам.
– Вот тебе на, приехали, кажется. Ехали, ехали и заехали, – прокомментировала этот факт Эльвира.
Алексей Иванович, хитро используя ситуацию, вновь стал приставать к Эльвире. Похоже, нельзя ей было расслабляться ни на секунду.
– Так, – властно произнесла она, – я вижу, у когото тихая радость по поводу нового назначения постепенно переходит в животный восторг. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, – возмутилась она и тут же дала команду: – Прекратите радостное волеизъявление по случаю нового назначения. Все. Всем за стол. У нас деруны остывают.
Как это обычно бывает после неожиданных страстей и радости, мужчины почувствовали себя как-то неловко. А вот Эльвира сразу же перешла к делу.
– Рассказывайте, Марк Семенович, рассказывайте все, со всеми подробностями, ничего не пропуская. Для истории важны все детали, даже мельчайшие – кто звонил, зачем звонил и так далее.
– Так вот, – начал Марк Семенович, – звонил сам председатель и просил передать Алексею Ивановичу, что с завтрашнего дня он переводится на место Бабарыкина, то есть становится его первым заместителем. Я спросил, может, позвать самого Алексея Ивановича, на что он мне в категоричной форме ответил: «Не надо, а то, я боюсь, как бы он от радости не…» – извините, далее не за столом будет сказано.
– Это
Эльвира прервала его.
– При чем здесь тайны, да еще мадридского двора, ясно дело, о чем. И что же далее?
– Ну, а Бабарыкин, – продолжал Марк Семенович, – переходит на место Алексея Ивановича, председатель добавил еще: «Так безобразно работал, что его еще ниже надо бы было опустить, да некуда, все места другими проходимцами заняты». А про Алексея Ивановича сказал еще: «Молодец, по-настоящему стоит за дело нашей партии и, главное, за президента, честь ему и слава за это».
Лицо Алексея Ивановича даже зарумянилось.
– Да я чего? – пытался он что-то сказать, да ему не дали.
– Что далее, Марк Семенович? – все так же требовательно спросила Эльвира.
– В общем так, Алексей Иванович завтра перебирается в кабинет Бабарыкина, а последний поступает под ваше начало, Алексей Иванович, вот такие пироги.
– Эльвира Николаевна! – вскочил, как иголкой уколотый в мягкое место, Алексей Иванович, – можно я сейчас ему позвоню, этому прохиндею, и все ему скажу, все, что я о нем думаю?
Эльвира попыталась остановить его.
– А есть ли такая необходимость, Алексей Иванович, я думаю, он об этом знает не хуже вашего, только время потратите зря. А насчет отстранения начальника от работы, я думаю, его уже обрадовали. У нас люди любят сообщать о неприятностях под видом соболезнования, особенно о понижении и снятии с работы.
– Но все-таки, Эльвира Николаевна, я позвоню, – он уже набирал номер телефона. – Алло, – не без начальственной нотки начал Алексей Иванович. Модуляции его голоса чуть напоминали тон Бабарыкина.
– Да.
– Доброе утро!
– Доброе, доброе, ну, как там у вас? Рассказывайте. А то заперлись в своей скорлупке восьмикомнатной и нос не кажете, понимаете ли.
– Алеша! Сколько лет, сколько зим!
– С чего это вы, вчера только слышались.
Он подмигнул всем сидящим за столом, зажав трубку рукой.
– Соскучился, говорит, без меня, – и плохо улыбнулся.
– Это слышались, – ответил Бабарыкин, – а надо бы увидеться, как ты?
– Увидимся завтра на работе, а я-то – ничего, а вот как ты? Надеюсь, не плохо?
– Да так, понимаешь, все какие-то предчувствия одолевают, слыхал, наверное, у нас какие-то перестановки в кадрах намечаются.
– Слыхал и довольно отчетливо. Да, знаешь, зови меня лучше Алексей Иванович.
– Да-да, конечно же, Алексей Иванович, простите.
– Да ничего, бывает. Ну, так ты завтра там приготовь зубную щетку, мыло, пижаму, сам понимаешь – все для путешествия… далеко, – и еще добавил, – выбирай сам – Нарьянмарский или Ненецкий национальные округа, что тебе более по душе.