Я для тебя сойду с ума

Горская Ева

Волжанов прошелся когтем от моей груди до низа живота, чуть задевая кожу когтем. Я старалась не дышать. Но его такое простое действие вызвало невероятное возбуждение в моем теле. Похоже, я не только душевный мазохист, но и извращенка.

– Ну, вот, ты уже течешь, - довольно процедил оборотень, обратно становясь полностью человеком.
– Раздевайся, если не хочешь, чтобы я помог или заставил.

Да, что со мной такое? Проще было бы послушаться и позволить сделать этому маньяку трахнуть меня, чтобы потом убрался на все четыре стороны. Тем более мое тело явно хотело его. А вот разум -

нет. Я боялась секса, боялась новой боли, которая может возникнуть. Да и природное чувство противоречия, так присущее мне, сыграло не последнюю роль. Поэтому я отрицательно покачала головой, подкрепляя свой отказ весомым:

– Даже не подумаю.

– Ох, детка, почему ты такая несговорчивая?
– философски спросил Волжанов и подхватил меня, не успевшую ничего сообразить и соответственно предпринять, под мышку. Сгрузив на кровати мое уже трепыхающееся тело, он навалился сверху:

– У меня нет времени играть в эти чересчур заводящие игры, - отрезал он, а его рука потянулась к застежке на моих брючках.

– Ты не имеешь права, - вяло возразила я, когда мужчина уже стянул с меня брюки вместе с трусиками до середины бедер.
– Ты нарушаешь условия контракта.

Я попыталась еще раз брыкнуться, за что получила ощутимый шлепок по попе. Мужчина перевернул меня на живот и активно стягивал с меня штаны, которые сейчас находились где-то в районе колен.

– Плевать я хотел на контракт, - рыкнул Волжанов.
– Ты - моя пара. Я буду делать все, что посчитаю нужным, чтобы вбить в эту хорошенькую головку приемлемые правила поведения.

Ну, и что тут скажешь? Пара я ему, видите ли. Я не знаю, что значит «пара». И уж точно это не дает ему на меня никаких прав. Я не в его гребаном мире оборотней, похоже, Волжанов окончательно забыл об этом.

– Я тебе не пара. Ты мне никто, - отрезала я, чем, похоже, окончательно вывела мужчину из себя. Он зарычал, отстранился буквально на миг, а в следующее мгновение я услышала странный свист в воздухе, а кожу на моих ягодицах буквально обожгло.

Я, еще не понимая, что происходит, повернулась на бок, чтобы увидеть замах руки с ремнем и буквально сразу меня стегануло уже по бедру, задевая живот. Я вскрикнула от резкой боли.

– Ада, лежи смирно.

– Нет, - прошептала я.

Нет, Волжанов даже не подумал о том, что существует такое слово, как раскаяние. Моментально приблизился и надавил на мою спину пятерней, заставляя вжаться в постель. А сам пристроился рядом. Я почувствовала его руку на саднящей попке, которая нежно массировала ее.

– Я никогда не бил женщин и не собирался начинать. Но ты вынудила меня, - неожиданно легкий шлепок заставил меня вздрогнуть и всхлипнуть. А Волжанов опять принялся просто растирать ударенное место. Я никак не могла собираться с мыслями. Не могла свыкнуться с тем, что меня вот так просто ударили по попе, как нашкодившего котенка. А мужчина, кажется, не собирался останавливаться. Мою попку ожег уже более сильный шлепок. Но я бы не сказала, что было чересчур больно. Все-таки рука, это не ремень.

– Прекрати.

Да, как он так может? Вот снова ласкает. Что это за игры в БДСМ? Меня ведь никогда никто не бил, даже никто не осмеливался пальцем трогать. Ни родители,

ни тем более брат. Первым был Павел, а вот сейчас Антон, который снова ударил. Уже ощутимо сильнее. Мое тело непроизвольно выгнулось, но мужчина продолжал упираться мне в спину рукой так, что я толком пошевелиться не могла.

– Тебя бы стоило наказать за многое. За ту провокационную выходку с поцелуем в самолете. За этот глупый побег и воровство, - я плакала. Волжанов по-прежнему растирал мне попку и наносил несильные шлепки.
– Но я готов закрыть на мелкие шалости глаза.

Неожиданно он нагнулся и поцеловал меня в попку.

– Не дергайся. Я все равно это сделаю. Выпорю тебя, чтобы ты навсегда запомнила, что не имеешь права подвергать свою жизнь напрасному риску.

– Не надо, - тихо попросила я в отчаянной попытке, что-то мне очень сильно не понравились его слова. Мужчина уже не придавливал меня к кровати, наоборот, он пристроил мне под животик подушку. Когда я попыталась в очередной раз брыкнуться, лишь тихо посоветовал:

– Не стоит. Хуже сделаешь только себе, а я лечить не буду.

Что-то это все мне очень не нравилось. Было такое ощущение, что просто отшлепать ему меня было недостаточно. Хотя и от этой унизительной процедуры моя попка уже горела. В принципе, я оказалась права, похоже, Волжанов решил, что моей пятой точке необходима подготовка, когда шлепал и разминал.

Резкая и сильная боль накрыла неожиданно. Волжанов не делал остановок, не давая времени мне передохнуть или прийти в себя между ударами. Удары сыпались один за другим. Резкие, хлесткие, сильные. Я ревела в голос, стонала и просила прекратить. Но он был безжалостен и неумолим. Я не знаю, сколько раз он ударил меня, прежде чем отбросил ремень и перетащив на себя, крепко прижал. Больше десяти однозначно.

– Мне не доставляет удовольствия причинять тебе боль, - он поглаживал меня по спине. Затем расстегнул бюстгальтер, стащил и кинул на пол. Я следила за этим как будто со стороны. Словно это не со мной только что было. Не сопротивлялась, когда мужчина ласкал и что-то успокаивающе нашептывал. Я вся сосредоточилась на невыносимой, саднящей боли.

Прошло какое-то время, всхлипывать я перестала, чем и воспользовался Волжанов:

– Что же ты такая нежная, девочка моя?
– спросил он то ли у меня, то ли у себя. Другой бы мужчина радовался, что ему досталась нежная и хрупкая, оберегал бы, заботился, на руках носил. А этот? В голове судорожно вертелись мысли, как я смогу выдержать две недели в обществе этой мрази? Похоже, придется смириться.

Почему он не уходит по делам, как обещал? Почему по-прежнему ласкает? Неужели, надеется, что сейчас меня удастся поиметь? Хотя, почему надеется, если он захочет, то его ничего не остановит. Уж лучше быть с таким, как Павел. У того, хоть все просто и честно: пообещал - взял. А здесь столько ненужной пустой болтовни, красивых обещаний. А, главное, оправдание для себя любимого. Выпороть чужую ему девушку для ее же пользы. Лицемер хренов!

Кажется, я недооценила себя. Во мне нашлись силы для борьбы. Оставлять все, как есть и быть покорной овечкой, больше не собиралась. Я приподняла голову и поймала взгляд Волжанова: