Я досчитаю до пятидесяти...

Озолс Агата

– Как тебе удалось?

– Что именно?
– с улыбкой уточняет она.

– Сделать себе имя в мире моды, организовать производство, добиться признания и заработать деньги, - перечисляю я.

Стася наливает нам еще кофе.

– Я лежала на кровати в доме родителей, в Бостоне и жалела себя. Я чувствовала себя ничтожной неудачницей. И главное, мне некого было винить в случившемся, кроме себя. Я сама сварила свою кашу. И сама должна была ее съесть. А потом поняла, что пришло время встать с кровати и начать жить дальше.

– Ты винила в случившемся себя?
– спрашиваю удивленно.

–

Самойлов, - ее улыбка становится грустной, - ты мне изменил. А я тебя застукала. Взяла, так сказать, с поличным. Знаешь, есть такие женщины, которые винят себя в том, что муж им изменяет. Говорят, что я так сильно изменилась после свадьбы, не ухаживаю за собой, хожу по дому в халате. Или не так ему даю. Или еще миллион каких-то причин, которые вынудили мужа искать секс на стороне. Я себя не винила. Я знала, что ты трахнул другую, потому что хотел ее трахнуть. Хотя застать мужа в такой ситуации было шоком. Но дело не в этом. Я считала себя виновной в смерти нашего ребенка. Я говорила себе, что нужно было сразу, как только поняла, что беременна, лететь в Москву. Сейчас я понимаю, что не виновата. Никто не виноват. Генетический сбой, ошибка природы. Но такое бывает. Плод перестает развиваться. И даже если бы я была в Москве, Челябинске или Нью-Йорке, то, скорее всего, все было бы точно также. Я не обратилась бы к врачу, потому что у меня ничего не болело! Слишком маленький срок. Но это я понимаю сейчас. А тогда...Тогда я считала себя виновной. И думала, что ты не хочешь меня видеть из-за того, что я не смогла сохранить нашего ребенка.

От этих слов у меня холодеет сердце.

– Стаська, - аккуратно беру ее холодную руку, подношу к губам и целую нежную кожу ладони, - я очень хотел тебя видеть. Я хотел тебе сказать, что виноват перед тобой. И что люблю тебя. А еще, что если ты хочешь ребенка, то я все сделаю, но ребенок у нас будет.

Стася пристально смотрит на меня, но руку не убирает.

– Почему же ты не пришел? Если так хотел.

– Я ждал тебя в аэропорту. Видел, как Пашка тебя встретил. Поехал за вами. Сидел у приемного покоя. Утром опять приехал. Я хотел быть с тобой. Но Пашка просил не беспокоить тебя. Сказал, что от моего присутствия тебе станет только хуже. И Зина повторила то же самое. А еще она сказала, что у тебя не может быть детей, а у меня может. И это делает тебе еще больнее, - я говорил короткими, рубленными фразами.

Стася слушала внимательно, затаив дыхание.

– Потом я все же решился поехать к тебе. Подъехал к твоему дому и увидел, как ты в такси садишься. Погнался за тобой. А потом смотрел, как ты проходишь регистрацию на рейс в Нью-Йорк. Я провожал тебя в другую жизнь, Стаська.

– Почему ты на остановил меня?
– хрипло спрашивает она.

– Не знаю. Наверное, потому, что чувствовал себя виноватым перед тобой. И не знал, как можно вымолить прощение. А еще я думал, что так будет лучше для тебя. Наверное, Пашка и Зинка были правы, когда говорили, что без меня ты станешь счастливее.

– Странное выражение "станешь счастливее", - медленно говорит Стася.
– Неправильное. Счастье или есть, или его нет.

– Но ты же была счастлива без меня?

– Конечно, - отвечает она сразу.
– А ты разве нет?

Я

задумываюсь на минуту, прежде, чем ответить. Был ли я счастлив эти семь лет? Пожалуй, что да. То есть, конечно, не постоянно. Постоянное счастье, по моему глубокому убеждению, это состояние пациентов психиатрической лечебницы. Но был. И даже не вспоминал о бывшей жене.

– Вот видишь, - говорит бывшая жена, - мы не просто выжили друг без друга. Мы были счастливы друг без друга. Я справилась с тем, что случилось. Я не страдаю долгими ночами от невозможности иметь детей. Жизнь продолжается.

Я переплетаю наши руки.

– Да, продолжается, - соглашаюсь с ней.
– Сейчас я понимаю, как сильно ты изменилась.

– Мне понадобилось время и силы, что бы, как говорит моя мама, раскрыть свой потенциал, - она снова улыбается.
– Самойлов, что мы здесь делаем?

– Завтракаем?

– Нет, что мы здесь делаем, вдвоем?

– Мы разговариваем, Воронцова.

– И тебе не кажется, что это странным? Сидеть, держаться за руки и разговаривать с бывшей женой?

– Тебя что-то смущает?

– Просто это как-то неправильно.

– А как правильно?

– Не знаю, - вздыхает она.
– Просто с точки зрения большинства, это странно: мужчина летит в другую страну, чтобы поговорить с бывшей женой. Спустя много лет, как они развелись.

– Сейчас мне кажется странным, что этот мужчина не прилетел раньше. А тебе?

Я смотрю на бывшую жену и действительно не понимаю, почему не вспоминал о ней столько лет. Кажется, ее посещает эта же мысль.

– Любовь это еще не вся жизнь, да?
– она, словно, читает мои мысли.

– Да, - улыбаюсь в ответ, - не вся.

Мы молчим, глядя друг другу в глаза. Потом Стася отводит взгляд и смотрит на часы.

– Я убью тебя, Самойлов!

– Вилкой в глаз?
– от ее возмущенного тона мне становится смешно.

– В задницу!
– она встает из-за стола.
– Из-за тебя я опаздываю на деловую встречу. Из-за которой, собственно, я сюда и прилетела.

– Я могу пойди с тобой, - начинаю я.

– Не думаю, что это удобно,- Стася перебивает меня.

– А я не спрашиваю твоего разрешения, - сообщаю нагло.
– Я констатирую.

– Даже так? Хорошо, - в ее голосе появляются саркастические нотки.
– Но в следующий раз, когда у тебя будут деловые переговоры, я тоже пойду на них с тобой. Договорились?

От ее ответа, от этого "в следующий раз" на душе становиться теплее. Черт возьми, мы взрослые люди, мы прожили вместе пять лет и еще семь порознь, так, почему же я чувствую себя сейчас, как пацан, впервые пригласивший девчонку на свидание?

– Тебе долго собираться?
– спрашиваю у Стаси.

– Мне только сумку из номера забрать, и я готова.

– Тогда пошли, - я тоже выхожу из-за стола.
– А по дороге расскажешь, куда мы идем. Или нужно вызвать такси?

– Нет, - отвечает на ходу.
– Мы идем в мастерскую той художницы, о которой я тебе рассказывала. Это недалеко, возле палаццо Леопарди.

Киваю в ответ, хотя и не помню, что это за палаццо такой и где он находится.

– Долго идти?

– Минут двадцать, мимо Сан-Лоренцо и палаццо Медичи.