Я - Джек Потрошитель?
Шрифт:
— Да так… — с неохотой отозвался колокольчик. — Недавно Борис напился до скотского состояния, перепутал квартиры. Николаевы живут в такой же квартире, но этажом выше. Я открыла наружную дверь, сосед все же, думала, может, чего нужно, а он ворвался, как к себе домой. Попыталась выпроводить по-хорошему — не вышло: Борис ничего не соображал. Прет с кулаками, материться. К счастью, муж был дома — выскочил в коридор… В общем, они подрались. С тех пор, как Борис выпьет, тащится к нам разбираться.
—
— Мне неизвестно, но, думаю, какая женщина согласиться жить с ненормальным?
— Вы правы… Вера, вы говорили, Николаевы живут над вами. В панельных домах иногда превосходно слышно, что происходит у соседей.
— Слышно, как из первого ряда зрительного зала. Пьяные дебоши Николаева надоели. Вечная ругань, крики, драки — по ночам спать не дают.
— А вчера ночью ничего подозрительного в квартире Николаева не происходило?
— Нет, было на удивление тихо.
— Уа-а-а-у!.. — неожиданно громко позвал из комнаты требовательный крик. С быстротой испуганной лани Вера выскочила из кухни. Воротилась она две минуты спустя. Правой рукой Вера расстегивала халат, в левой — орал и извивался сверток. Молодая женщина села на табурет боком ко мне, слегка смущаясь, вынула грудь и, прикрыв ее ладонью, начала кормить младенца.
— Мальчик? — спросил я, когда "Уаау!", которое было на пару октав выше голоса матери, наконец, стихло.
Вера впервые улыбнулась:
— Сын.
Я одобрительно покачал головой.
— И последний вопрос… Как вы думаете, Николаев способен убить свою бывшую жену?
— Этот негодяй способен убить кого угодно.
Ответ Веры прозвучал для моего слуха нежнее колыбельной песни.
Я спрятал блокнот и ручку. Вера влюбленными глазами смотрела на малыша, который от натуги пыхтел, а от удовольствия причмокивал. Я был здесь лишним. Чтобы не нарушать идиллии, бесшумно встал и, не прощаясь, выскользнул на улицу.
Следующей была квартира 18. Мне открыла субтильная женщина лет тридцати в домашних брюках и мужском вязаном свитере. Цыплячью шею опутывала желтая цепь с огромными звеньями. Не знаю, кого ожидала увидеть хозяйка, но на ее долгоносом продолговатом лице возникло легкое разочарование. Из-за больших прозрачных очков прямоугольной формы глаза женщины казались больше обычного, будто она глазела через лупу, и это было неприятно. Она ждала разъяснений.
— Здравствуйте, — сказал я, вручая удостоверение. — Я из милиции.
Субтильная, сняв очки, принялась внимательно изучать книжечку.
"Мымра", — подумал я, нервничая, и с неприязнью посмотрел на склоненную короткостриженную голову с крупинками перхоти в рыжих волосах.
— И чего же вы хотите? — повелительно сказала рыжая.
Похоже, она забыла про мое удостоверение и стояла, постукивая им
— К вам уже должен был зайти мой помощник — Женя, — начал я уверенным тоном.
— Может быть, — скупая улыбка вредных губ мне ничего не говорила.
Я сделал шаг вперед.
— Можно с вами побеседовать?
С плохо скрытой досадой субтильная напялила очки и отступила.
— Прошу, — она повернулась, сережки-висюльки в маленьких ушах стали удаляться вглубь квартиры. С тыла рыжая смотрелась гораздо лучше, чем спереди. Я последовал за тоненькой фигуркой, вышагивающей с грацией цирковой лошади.
Мимо по коридору неслышно пробежала невысокая смуглая женщина. Повязывая вокруг пухлой талии клеенчатый фартук, она кинула на меня затравленный взгляд и скрылась в направлении, откуда до меня долетал сдобный печеный дух.
Рыжая на несколько мгновений прекратила гарцевать, застыла в дверях с приподнятой ногой и ухватилась ладонями за обе створки дверного проема.
— Я только недавно пришла с работы, — сказала она, опустив ногу на носок. — Очевидно, ваш приятель говорил с моей мамой. Не лучше ли вам продолжить беседу с ней?..
Кончиками пальцев я слегка дотронулся до узких плеч.
— Давайте начнем с вас.
Субтильная возобновила изящную поступь. Мы торжественно вступили в чопорный зал, тесно заставленный мебелью. Солнце с трудом пробивалось сквозь плотные шторы, бросало неясный свет на совсем седую старуху, которая орлицей сидела на массивном диване, опираясь руками о его край. С первого взгляда было ясно, что тон жизни в этой квартире задает это высохшее от злости существо.
— Моя бабушка, — сказала рыжая.
На приветствие старуха ответила высокомерным молчанием, однако, зорко следила за всеми моими действиями, отчего я чувствовал себя, как пьяный, который на людях старается выглядеть трезвым.
Мы сели в кресла за журнальный столик.
— Не обращайте внимания, — реплика моей визави относилась к ее бабушке. — О чем пойдет разговор?
Я вынул принадлежности для письма.
— Из удостоверения вы уже знаете мои имя и фамилию. Представьтесь, пожалуйста.
— Юлия Григорьевна Бережкова.
— Кем работаете?
— Учительницей начальных классов.
"Так я и думал, — мымра". Я начал "официальный дорос".
— Юлия Григорьевна, я хотел бы поговорить о Николаеве Борисе.
Бережкова взволновалась:
— Что произошло?
— Минувшей ночью убили бывшую жену Николаева.
Глаза Юлии Григорьевны стали больше очков.
— Боже мой! — воскликнула она с искренней жалостью. — Мне мама ничего не говорила. Как это случилось?