Я - Джек Потрошитель?
Шрифт:
"С этой все ясно — выгораживает свою бывшую любовь, — злился и в то же время жалел я Бережкову, поднимаясь по лестнице. — Рассчитывает подобрать, отмыть, приодеть и еще попользоваться. Но кто же тогда ответит за смерть Тани?.. Я?"
Николаевы дома отсутствовали. Я поскитался по этажам, но жильцы подъезда ничем существенным мои сведения о Борисе не пополнили — пьет, скандалит, неизвестно где работает. Я снова спустился на седьмой этаж, позвонил к Николаевым. На сей раз двери отворились. Передо мной стояла та самая женщина, с которой я около часа назад повстречался этажом ниже. Я растерялся:
— Вы… Николаева?
Женщина
— Нет, — сказала она равнодушно. — Я их соседка. А вы, верно, из милиции?
Я кивнул.
— Заходите, — пригласила она и повела меня по коридору, точно такому же, как и снизу, но без пеленок и ярко освещенному неоновыми лампами. — Я давеча ходила по магазинам, как вас увидала, сразу поняла — из милиции. Днем приходил один парень — Евгений Кимович, кажется. Расспрашивал о Борисе… Горе-то какое!.. За что убили девушку? — сетуя, женщина ввела меня в квартиру слева. — Евгений Кимович хотел с моим мужем поговорить, но он эту неделю работает в первую смену до четырех часов. Только-только пришел с работы. Евгений Кимович обещал позже зайти… вас, значит, прислал…
Слова хозяйки потрясли меня. Я до того вжился в образ детектива, что и думать перестал об осторожности. Я шел по следам Хвостова и Жени и в погоне за сведениями совсем упустил из виду возможность столкнуться нос к носу с кем-нибудь из настоящих работников ГУВД. Надо было пошевеливаться.
Мы вошли в полупустую комнату. Тарахтел древний телевизор; громко тикали часы. Богатства никакого — на стенах выцветшие фотографии в рамках, в углу потертый шифоньер, у стены никелированная кровать, на ней большие подушки, накрытые тюлевыми накидками. Ни единой современной детали. Такое впечатление, будто старенькую деревенскую избу перенесли на седьмой этаж и заковали в бетон.
Меня усадили за круглый стол, застеленный розовой плюшевой скатертью с бахромой.
— Я чай заварю, как раз вскипел, — сказала женщина, направляясь в кухню.
— Мне бы с хозяином поговорить, — возразил я, но женщина уже скрылась.
Вернулась она с чайником и чашками.
— Владимир Петрович душ принимает. Через несколько минут выйдет к вам, — сообщила она, ставя чайник и чашки на стол. Потом убавила звук стрекотавшего телевизора, принесла варенье в розетке и печенье в вазе. Село напротив. — Угощайтесь… А вы, значит, сыщик?
— Сыщик, — признался я, попробовал малиновое варенье, отхлебнул чаю. — А вы, почему лифтом не пользуетесь? — я вспомнил, как женщина бодро скакала по ступенькам.
— Да ну его, то работает, то нет. Ногами надежнее… Может, вам обед разогреть?
— Спасибо, я сыт.
Хозяйка подлила мне чаю, сокрушенно покачало головой.
— Эх, Борька, Борька! Сколько раз говорили ему — не пей! Пьянка до добра не доведет. Допрыгался: милиция интересуется. А какой бы мужик был, если бы не проклятая водка! Чего ему в жизни не хватало? Работа в институте отличная, жена — красавица. Как, бывало, придут сюда к родителям, залюбуешься. Что за чудесная была пара… И на тебе: работу бросил, с женой разошелся — вся жизнь коту под хвост. С одной бутылкой-подружкой и остался.
Я слышал, будто Николаев работает сейчас в министерстве. Это правда?
— В министерстве?! Да что вы!.. Грузчик он на базе.
— Я хотел бы с ним познакомиться.
— Он на работе. Придет поздно, наверное, опять пьяный. Вы сходите к нему на базу,
— Это далеко?
— Рядом. Выйдете на центральную дорогу, пройдете вдоль нее в сторону военного училища, — для наглядности хозяйка чертила пальцем на скатерти путь. — У магазина, который будет на той стороне, свернете направо. Эта дорога и ведет к базе. Не заблудитесь.
Наконец заявился Владимир Петрович. Такой же морщинистый и дряблый, как и хозяйка — заплесневелый огурец прошлогоднего посола. Владимир Петрович расческой зачесывал назад мокрые волосы.
— Здравствуй, начальничек, — сказал он неожиданно блатным голосом, потом сдул с расчески капельки воды и сунул ее в задний карман спортивных штанов.
"Зек, что ли, бывший?" — я привстал.
— Здравствуйте.
— Сиди-сиди, — хозяин заправил майку в штаны, хлопнул резинкой, подошел ко мне.
— Грелкин Владимир Петрович.
Я назвался, пожал протянутую руку.
— Налей-ка мне, Валя, чайку, — сказал Грелкин, присаживаясь к столу. — Поговорить, значит, со мной хотел?
— Хотел.
— О Борисе?
— Да.
— Валентина говорила, что ты интересовался, в котором часу Борис вернулся вчера домой…
— Да-да, только, пожалуйста, все по порядку, — я сидел как на иголках. Украдкой взглянул на часы. Стрелки показывали полпятого.
— Торопитесь? — усмехнулся Грелкин. — Я в молодости тоже все спешил. Не мог ни устоять, ни усидеть на месте.
"Сейчас молодость начнет вспоминать", — подумал я, меланхолично соображая, какие доводы приведу в оправдание, ежели Женя или, еще хуже, Хвостов застукают меня здесь. Грелкин никуда не торопился.
— Набегаешься, бывало, за день, только голову на подушку — сразу в объятия Морфея попадаешь, — говорил он медленно, со смаком попивая чай. — Не то что нынче. Среди ночи, будто кулаком кто толкнет под бок. Открою глаза и хлоп-хлоп в темноте. Злюсь, а уснуть не могу. Вчера вот тоже проснулся в два часа ночи. Жена спит. Я ворочался, ворочался — не уснуть. Встал покурить. Вдруг звонок в дверь. Я обрадовался, думал, сын из командировки вернулся. Он у меня нефтепровод прокладывает, должен на днях приехать. Вышел. Коридор, как вы заметили, у нас на две квартиры общий. Двери мы с Николаевыми сами установили. Звонок тоже один, в коридоре. Пользоваться им неудобно — неизвестно, к кому пришли. Ключей у Бориса нет, а он может заявиться в любое время дня и ночи. Опять же дружки Бориса, любители выпить, без конца таскаются. Я все собираюсь в каждую квартиру по звонку провести и на входе установить две кнопки, да руки никак не доходят… Открыл дверь — Борис стоит. Весь мокрый, грязный, еле-еле на ногах держится. Из-за частых пьянок и скандалов, которые устраивает дома Борис, последнее время мы с соседями не контачим. Я молча впустил Бориса и ушел в свою квартиру.
Эта новость была для меня открытием тайны Бермудского треугольника.
— Вы запомнили, который был час? — спросил я возбужденно.
— Четверть четвертого.
"Таню убили в половине третьего, — заработала в голове счетно-вычислительная машинка. — Борис пришел в четверть четвертого. Сорок пять минут — достаточное время для того, чтобы совершить преступление и вернуться домой. Выходит, Борис врал Хвостову, что в час ночи был уже дома?.."
Алиби Николаева рассыпалось, как столбик сигаретного пепла. Жаль, Хвостов не присутствовал при этом.