Я это все почти забыл... Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 году
Шрифт:
было много в коридорах, на лестницах, у входа. В руках автоматы и ручные
пулеметы. А мы сидим в своих кабинетах, выполняя прозвучавшую по радио
просьбу Президиума ЦК: не оказывать сопротивления. Переходим из каби-
нета в кабинет, совещаемся, что делать. Самое разумное – не провоцировать
открытие огня. Так прошел день.
Вечером 22 августа, оставаясь за старшего (Грубый еще был в отпуске),
я подписываю приказ по управлению: подчиняемся только президенту,
вительству, съезду партии, проходившему в этот день на Высочанах; мы не
исполняем приказы оккупационных войск: будем стараться уберечь от про-
вала свою мировую агентурную сеть. Это самое важное, что есть у нацио-
нальной безопасности. Нет гарантии, что секретные документы не похитят
Риппл и его приятели. По телефону, телексу, открытым текстом передаю
приказ во все службы безопасности страны».
В кабинете снова появляется Риппл, кладет на стол пистолет. «Я знаю,
что выгляжу предателем и меня надо отдать под трибунал…» «Не валяй ду-
рака, – сказал Форманек, – возьми свой пистолет, придет время, разберемся».
Риппл исчез, больше его не видели.
«Тем же вечером сотрудники управления собираются в кинозале. Че-
тыре сотни человек. Зал битком набит. Я зачитываю приказ. Люди подходят
к микрофону и рассказывают, как их вынуждали сопровождать советские
танки к зданиям ЦК партии, правительства, редакциям радио и газет. Неко-
торым это поручали в полдень 20-го, за двенадцать часов до ввода войск.
Люди каются, повторяя, что их обязывали Шалгович и Риппл.
Одной группе, человек пятнадцать, еще в десять вечера приказали быть
в аэропорту Рузине, занять контрольные службы, наблюдать, чтобы не было
помех при посадке первого самолета. Так бывало при встречах особо важных
персон; группа не знала, кто летит на этот раз. Из первого самолета выпрыг-
нули десантники, заняли службы управления полетами, стали выталкивать
автоматами их самих, чехословацких чекистов: “Пошли вон!” Чекисты, вла-
девшие русским не слишком хорошо, переспрашивали, куда советские со-
удруги просят переместиться».
Форманек оставался в своем кабинете двое суток.
В ночь с 22 на 23 августа в кабинет вошел советский полковник, с ним
лейтенант и солдаты. Форманека вывели из здания, посадили в бронетранс-
портер, повезли на Летну. Там под конвоем сопроводили в главное здание
министерства внутренних дел, оставили в пустой комнате, поручив охрану у
дверей советскому солдату с ручным пулеметом.
Так Форманек провел еще два дня.
26 августа в 3.30 утра советский офицер
Форманека в бронетранспортер. Там уже сидел майор Янкерле. Форманеку
показалось, что их везут в тюрьму Рузине, расположенную в том же районе,
что и аэропорт. Он хотел было заговорить с Янкерле, но офицер прикрикнул:
«Ни слова!» Форманек будет вспоминать это утро, как самое кошмарное в
жизни: брезжил рассвет, город в клубах сырого тумана, пришла мысль, что
их везут на расстрел.
Когда пленников вывели из бронетранспортера, они увидели над собой
крыло военно-транспортного самолета. Их подняли по трапу. Вдоль фюзе-
ляжа, спинами к стенке, сидели заместитель министра Станислав Падрунек,
помощник министра Ладислав Пешек, начальник отдела контрразведки Ми-
лан Хошек… Появился знакомый советский полковник, с ним молоденький
лейтенант с хорошим чешским языком; потом оказалось, лейтенант учился
на философском факультете Карлова университета. Когда Форманек собрал-
ся поприветствовать коллег привычным «Агой!», полковник оборвал: «Толь-
ко по-русски!»
В шесть или семь утра самолет оторвался от земли. Увидев в иллюми-
натор ландшафт с угольными бассейнами, Форманек спросил полковника, на
сколько часов перевести стрелки. «Не надо переводить, – успокоил полков-
ник, – вы летите не в СССР».
Самолет приземлился под Дрезденом.
Их повезли на окраину города, разместили, судя по всему, в явочной
квартире КГБ. Некоторое время спустя перевезли в гостиницу советского во-
енного гарнизона. Развели по комнатам, подходить к окнам запрещалось. У
каждой двери и у окон дежурили солдаты.
Во второй половине дня знакомый полковник привел напарника, тоже
полковника. «Это ваш следователь». Форманек вспылил: «Я не арестант, вы
не смеете обращаться со мной, как с преступником!» Следователь смотрел на
Форманека с усмешкой. «Вам бы лучше помолчать. У вас в стране контррево-
люция, а вы здесь. Нужны ли юридические формальности?» Из вопросов бы-
ло ясно, что следователь осведомлен о каждом. Видимо, советским следова-
телям помогали чехословацкие чекисты из провинции. Следователь был ха-
моват, относился к так называемому типу «злодеев», и по законам жанра его
должен сменить другой следователь, из «интеллектуалов»; подследствен-
ный, доведенный первым до отчаяния, теперь скажет, что требуется.
«Интеллектуал» не заставил себя ждать.
Нового следователя занимала не контрреволюция, не связи чехов с За-