Я это заслужил
Шрифт:
«Иногда достаточно просто объяснить кому-то свои чувства, рассказать, что с тобой происходит, чтобы тебя выслушали и поняли. Я нашел такую помощь в лице медиков «Барселоны» Пепе, Бругеры и Имме».
Пепе стал первым, кто помог ему раскрыть глаза на действительность. «Я больше не могу, – сказал Андрес доктору Пруне, главе медштаба «Барселоны». – Можете найти кого-нибудь, кто меня посмотрит?» В тот же день к нему домой приехал Пепе. Несколько дней спустя Имма. И именно она порекомендовала Андресу отправиться на прием к доктору Бругере.
«Моя жизнь – это моя жизнь, так я всегда к ней относился. Таков порядок вещей, разбирайся с ним сам. Все, что происходило со мной в жизни, то, как я всегда подходил к решению проблем,
Иньеста все держал в себе, сам в этом копался и не делился этим ни с кем. Пока в один момент все не рухнуло. «Словно мое тело сказало мне: «Хватит, больше нельзя… ты долгие годы потратил на выслушивание других, на удовлетворение их нужд и желаний, теперь настало время выслушать меня, настало время посвятить свое время мне. Посвятить время себе». Я всегда считал, что сам смогу разобраться со всеми трудностями в жизни, словно я какой-то супермен. Я не мог объяснить себе, почему вдруг стал чувствовать себя опустошенным внутри, утратившим чувство надежды, всякие стремления и желания. Я не мог объяснить себе, почему ничто вокруг больше не радует меня. Вы, должно быть, спрашиваете себя: «О чем это он? У него же все есть: он играет за «Барселону», за сборную, у него куча денег, он все выиграл, люди восхищаются им, уважают его». Можете думать и так, я тоже задавал себе эти вопросы. Знаю, что некоторым людям будет не суждено понять меня. Но я чувствовал себя абсолютно пустым внутри. А когда ты ощущаешь пустоту, ты должен каким-то образом возвратить себе энергию, перезарядиться, найти что-то, что будет подпитывать тебя и вернет тебе силы. Иначе ты покойник».
То лето должно было стать счастливейшим в жизни Иньесты. Он завершил сезон выигрышем требла с «Барселоной» и приближался к пику игровой карьеры. Но вместо этого лето обернулось кошмарным адом. Не было ни утешения, ни возможности от всего этого убежать. Отпуск не помог, равно как не спасали и воспоминания об историческом сезоне 2008/09: ни гол на «Стэмфорд Бридж», ни выигрыш чемпионата, ни победа в финале Кубка. Да он даже не сыграл тогда: перелом носа лишил его этой возможности. Может, даже в те дни нечто такое ощущалось где-то рядом: не на поверхности, но где-то там, в глубине. Даже несмотря на то, что «Барселона» выиграла требл, а он продолжал играть так, словно ничего не произошло, нашлись те, кто заметил, что что-то с ним не так. Андрес не был Андресом.
В один из дней Сеси, один из лучших его друзей, смотрел за тренировкой «Барсы», проходившей на том старом поле, что когда-то находилось рядом с «Ла Масией», недалеко от «Камп Ноу». Посреди тренировки у Сеси зазвонил телефон. Хосе Антонио, отец Иньесты, был на другом конце провода.
«Он не в порядке; что-то с ним не так».
«Расслабьтесь, Хосе Антонио, он вон там, тренируется».
«Как я могу расслабиться? Он единственный несчастный член семьи. Это ненормально».
Несмотря на внешнее спокойствие, Сеси и сам беспокоился за Андреса, особенно с того семейного ужина в Кадакесе, во время которого жена Иньесты Анна обратила внимание, что с мужем что-то не так.
«В чем дело?» – спросила она у Андреса.
За столом воцарилась тишина.
«Ни в чем, ни в чем. Я в порядке, все хорошо…»
Но сидевшие за столом знали, что он не в порядке. Сеси, Анна, родители… все видели, что с ним что-то неладно.
Он нуждался в профессиональной помощи, и тут на авансцене появилась клубный психолог Имма Пуиг. «В лице Иммы я нашел кого-то, с кем мог поделиться абсолютно всем, – говорит Андрес. – Есть люди, с которыми ты можешь что-то обсудить, а есть те, с кем ты поговорить не можешь. С ней я мог говорить обо всем. Я выпустил наружу все, что скопилось, начиная почти с самого своего рождения. И она так мне помогла! Помню, когда у нас была назначена встреча на шесть, я приезжал минут за десять до начала и уже был готов. Одно это уже должно подсказать вам, что эти встречи с ней были мне полезны, что мне было
Она помогла мне понять и улучшить мое состояние, а главное, она помогла мне научиться выбирать. Иногда ты не осознаешь, что делаешь. Никто из нас не осознает. Ты делаешь что-то просто на автомате, потому что должен. Ты просто проживаешь день за днем, день за днем… пока в какой-то момент не оказывается, что ты больше не в силах продолжать. Она помогла мне понять это и стала важной частью моей жизни. Она сыграла важнейшую роль в том, что я смог перебороть это и продолжить двигаться дальше».
Андрес искал какую-то возможность вырваться на свободу и искал ее везде, где мог. Находился в постоянном поиске.
Он не называет имен или мест, но он обследовал и узнал каждый сантиметр этого длинного темного коридора, в котором оказался, места, которое стало для него ловушкой, словно он застрял в лимбе. Большинство людей понятия не имело о том, через что он проходил. В раздевалке «Барселоны» лишь несколько близких друзей знали об этом и старались поддержать его, дать пространство, в котором он нуждался, чтобы преодолеть свои страхи. Они не давили на него, не топтались вокруг, понимая, каких размеров гора выросла перед ним. За пределами раздевалки почти никто не знал, что он испытывал.
Два мира, два разных Андреса. На поверхности: улыбка, искусственная, как маска. Внутри: сомнение, беспокойство. Поиск абсолюта, который никогда не найти. Как из это выбираться? Как он мог сбежать из этого места – неведомого, мрачного, в котором оказался?
«Было трудно, очень трудно, – говорит Эмили Рикарт, физиотерапевт «Барселоны» и друг Андреса. – Время прошло, но боль того лета 2009-го до сих пор живет в нем. Он говорил мне: «Харке умер, и я больше не мог сдерживать это все». Момент тревоги, в который все в одночасье наложилось друг на друга: травма, давление, печаль и тоска… в результате в какой-то момент понимаешь, что у тебя что-то не так с головой. И хотя люди не верят в это, мозг способен влиять и на мускулы. Твое тело начинает разваливаться. Мускулы сдаются или получают надрывы. И в этот момент Андрес начинает испытывать то же ощущение, которое наносит спортсменам такой урон: чувство уязвимости, ощущение, что ты на грани срыва, после которого тебя уже невозможно будет «починить». «Я сделан из стекла», – сказал он мне однажды. Казалось, он думал, что никогда не придет в норму, никогда вновь не наберет хорошую форму».
Эмили хорошо подобрал слова. Иньеста ломался и внутри, и снаружи. «Он был более худым, чем обычно, он был не в порядке. Он работал усерднее, чем когда-либо, но путь вперед был просто закрыт. И конечно, это мучает. Ему нужна была помощь, чтобы вновь стать самим собой. Как он из всего этого выбрался в конечном счете? Усилием воли, благодаря стремлению, энергии и превращению каждого дня в движение стрелки на часах, ведущих обратный отсчет. Я уверен, что очень многие спортсмены не сумели бы преодолеть ту ситуацию, в которой оказался Андрес».
И хотя Андрес чувствовал себя одиноким, ему повезло, что рядом оказались люди, оказавшие поддержку, люди из близкого круга семьи и друзей, всегда стоявшие с ним рядом и готовые подставить плечо – именно они помогли ему заложить фундамент, на котором он принялся заново строить себя. «Конечно, мы все опасались, что все развалится, что он не выдержит и все закончится, – говорит Эмили. – Мы все об этом думали. Но никто не произносил этих мыслей вслух. Его семья и друзья очень близки с ним, и они помогли ему пережить эту черную полосу. Как-то раз, во время восстановительной сессии, которую мы проводили в комнате физиотерапевтов, работая над излечением этих проклятых мышечных травм, никак не хотевших уходить, он рассказал мне о Рафе Надале, теннисисте. Надаль тоже переживал кошмарный период травм и утраты уверенности в собственных силах. И тогда Андрес сказал мне: «Эмили, я слушал слова Надаля и в точности понял, что он имел в виду: я переживаю то же самое».