Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
Жаль, что не от каждой беды может уберечь все эти плюшки. Я ступаю по ковру осторожно, не чувствуя беды рядом. Я за шаг до осознания истин. За шаг до роковой ошибки.
За шаг до…
Дэн не спал. Открыл почти сразу же, как только я постучала. И удивился. Удивление на его лице смешалось с легким разочарованием, а затем разбавилось беспокойством.
— Случилось чего? — нахмурился он и для пущей уверенности, наверное, что за дверью его не поджидает еще и маньяк выглянул
— Хочу домой, — с ходу заявила я. — Поможешь?
— Ээээ… разве ты не собиралась тут заночевать? Вроде спокойно все…
— Неспокойно мне тут. Вдали от сына не хочу оставаться. Эрик будет только утром.
— А Влад где?
— Спит.
— Ты это… понимаешь… — Дэн опустил глаза. — Я тут вымотался слегка. Барт, убийца этот ваш. Передохнуть бы, жилу пополнить. А сегодня охотиться не стоит, после смерти древнего в городе небезопасно. Я вообще не люблю питаться в Москве, пусть и сами предлагают. — Он вздохнул и добавил, наверное, для пущей убедительности: — А еще я жду кое-кого, так что…
— О… — выдохнула я и тоже зачем-то опустила взгляд в пол.
Ковер темно-зеленый, пушистый, даже жалко по нему кроссовками-то. Он наползает на плинтуса и щекочет обои — белые, с золотом, выпуклые и, бесспорно, дорогие. Андвари наверняка любят покичиться богатством.
— Там Лили тебе постелила. Третья комната справа. А потом ты уснула у Влада. Стучать они не посмели, Иру, кажется, заслали.
Я кивнула и сложила руки за спиной.
— Похоже, не андвари он, этот ваш маньяк.
Я кивнула еще раз.
Боковым взглядом заметила бледную фигуру в той стороне коридора, что ведет к лестнице. Девушка — та самая, которую Дэн предпочел общению с Лили днем, одна из служанок андвари — заметила меня тоже. Испуганно остановилась, прижала ладони к груди, прикрывая глубокое декольте на белой кружевной сорочке.
— Пойду, — пробормотала я, стараясь прогнать возникшую неловкость. — Третья дверь, говоришь?
— Ага, — как-то виновато ответил Дэн. — Ты это, если что — зови.
Посторонившись, я пропустила смущенную девицу, и та юркнула в спальню. Дэн еще пару мгновений стоял, будто колебался, а затем вздохнул и прикрыл дверь. Коридор снова заполнила тишина.
Третья дверь была похожа на остальные. Белая, резная, с кованной позолоченной ручкой. Та легко провернулась и впустила меня внутрь.
На тумбочке у кровати ночник. Тумбочка, как и сама кровать, а также шкаф у стены — вычурная, на изогнутых ножках, светло-кремовая, в тон шторам. Обои, наоборот, темные, отчего в красноватом свете ночника, комната кажется слегка угрюмой.
Впрочем, кровать выглядит мягкой, и это хорошо, потому что я устала. Только
Я улыбнулась этой мысли, и она вытеснила все остальные — ненужный мусор, который давно пора выкинуть. Забыть. Я и забыла.
Закрыла глаза и…
Мне снились путаные сны.
Тепло и темно. В темноте уютно, словно в коконе, и я стараюсь не шевелиться, чтобы не прогнать это ощущение. Меня обнимают. Я любима. Желанна. Я знаю это, чувствую, как бережно, но в то же время крепко сжимают меня чьи-то руки. Как скользят по спине, переходят на талию, а затем чуть ниже ее, но все же не нарушая рамки приличий.
Это игра. Когда-то я любила в нее играть.
В этой темноте больше нет никого, и мыслей тоже нет. Я ловлю горячее дыхание у себя на шее, жмурюсь, шумно дышу.
В темноте нет запретов, она стирает их темно-синими, почти черными разводами. И я отвечаю на поцелуи — жадные, горячие, требовательные.
Странный сон.
И пробуждение странное.
Лежу. Перед глазами — потолок, на нем — тени. Фонари на улице горят, ветер шевелит ветви деревьев, и тени на потолке шевелятся в такт, танцуют, сплетаясь.
Потолок мне виден плохо, обзор закрывает лицо. Глаза блестят, странно, но в темноте я это вижу. И с ужасом замираю, понимая, как он близко.
Непозволительно близко.
Его грудь почти касается моей, а рука бесцеремонно перекинута через мой живот. Он дышит и смотрит, смотрит и дышит, и я понимаю, что вторю такту его дыхания.
Выдохи выходят почти свистящими.
— Ты упрямая девчонка, пророчица, — хрипло шепчет Влад, и я чувствую его дыхание у себя на щеке. — Все же ушла.
— Убийца не андвари, — зачем-то оправдываюсь я, но выходит жалко. Не в тему. Не об этом он будет говорить сейчас.
Сейчас ему плевать на всяких там убийц.
— Полина… — Голос глухой, низкий, от него клокочет в груди и гулко стучит сердце. Он смотрит на меня, как удав на кролика. — Как же мне хочется нарушить все запреты сейчас.
Осадок сна всколыхнулся, туманя сознание. Был ли тот сон пророческим? Был ли он проекцией того, что происходило на самом деле? Или произойдет?
— Сильные всегда идут против своих «хочу».
Мой последний аргумент, но он не убедил его. Лишь вызвал улыбку. Улыбка та была странной, полупьяной, полубезумной. Она не сулила ничего хорошего.