Я хочу быть тобой
Шрифт:
Опозорилась из-за нее перед соседями. Как я потом буду смотреть им в глаза? После того, как они видели, что меня за шкирку выкинули на улицу? Уродина, блин!
Радует одно. С Вадимом они разругались. И он поехал со мной, а не остался со своей дурой-женой, а это что-то да значит.
— Вадим, — жалобно зову его.
У него нервно дергается щека и пальцы так крепко сжимают руль, что костяшки белеют.
— Ты прости меня так вышло. Но я не знала куда идти. У меня в этом городе больше никого нет. Я совсем одна…
Ну
— После врача так страшно было. И больно. Это большое горе, вот так, потерять, — обреченно шмыгаю носом, и снова в ответ тишина, — ты не представляешь.
Его молчание меня убивает. Я хочу контакта, поддержки, хочу наконец столкнуть наши отношения с той мертвой точки, на которой они застопорились. Две недели уже прошли с того момента, как мы были вместе, а ничего не изменилось, не продвинулось ни на шаг.
Впервые я жалею, что мне сняли квартиру так близко. Мы доезжаем до моего дома за считанные минуты, и когда машина тормозит возле подъезда, я с удручающей ясностью понимаю, что у Зотова нет планов ни поддерживать меня, ни тем более заходить в гости.
— Вадим, — шепчу, едва скрывая разочарование, — ну скажи хоть что-нибудь. Ты же видишь, как мне плохо. Пожалуйста, не надо мучать меня еще больше.
Не выпуская из рук руль, он медленно оборачивается, и жесткий взгляд намертво прибивает меня к спинке сиденья. В нем вообще нет отклика! Сплошная сталь и холод.
— Вадим, — губы предательски дрожат. Я действительно готова расплакаться прямо здесь, перед ним. Пусть видит. Пусть знает…
— В какой клинике это произошло?
Вопрос застает меня врасплох. Я совсем не это хотела от него услышать, поэтому бездарно теряюсь и начинаю мямлить:
— Я… эээ… Какая разница?
— Большая. Если это был мой ребенок, то я имею право знать подробности, — взгляд прямой, в упор, — как думаешь?
— Да…конечно. Но там тебе не скажут ничего нового.
— Не важно. Адрес и имя врача.
У меня пересыхает во рту. На хрена ему эта информация?!
— Ты не веришь мне? — недоверчиво спрашиваю у мужчины своей мечты, — думаешь, что я обманываю?!
Слезы сами бегут по щекам, и он равнодушно за этим наблюдает.
— Я разве в чем-то сегодня соврала? Все четно рассказала!
— Это точно, — сквозь зубы цедит Зотов, — не придерешься. Все по полочкам разложила.
— Почему тогда ты мне не веришь? Зачем тебе эта клиника?
— Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Я не могу понять, что у него на уме, не вижу ни одной эмоции, не понимаю. Его ледяное спокойствие выбивает опору из-под ног. Мне нужно выиграть немного времени, чтобы сообразить, как вести себя дальше:
— Хорошо. Только у меня стресс, и все как в тумане. Сейчас
— Без проблем, — легко соглашается Зотов, и у меня снова щемит в груди от дурных предчувствий.
Что он задумал? Почему он ни слова не сказал мне в упрек? Я же его с Милой поссорила, он должен был хоть немного разозлиться, но вместо этого выглядел, как обломок древнего айсберга. Ни одного чувства на поверхности, маска, за которой может скрываться все, что угодно.
— Я пойду? — спрашиваю, откровенно надеясь, что он поможет — распахнет передо мной дверь, подаст руку, а еще лучше бережно обнимет и доведет до дома. Но он даже с места не двигается. Только кивает:
— Иди.
Да как так-то? Он не понимает, что девушке, попавшей в такую ситуацию, нужна помощь и забота? Или обратно к Миле рвется? От этой мысли становится так обидно, что я снова начинаю реветь.
— Если бы ты только знал, как мне плохо. У меня внутри такая пустота, что больно дышать…
— Прими обезболивающего, — скупо советует он и отворачивается, давая понять, что разговор окончен.
Я со стоном выбираюсь из машины и плетусь к подъезду. Чувствую себя раздавленной, оплеванной, несчастной. Особенно когда слышу за спиной визг шин по асфальту и рев мотора.
Почему он такой равнодушный? Я не понимаю!
Хотя нет. Прекрасно понимаю. Это все из-за Милы! Все только из-за нее, она как кость поперек горла и мешается на каждом шагу. И его против меня настраивает!
Чего он привязался к клинике, в которой я была. Зачем?
Мне до одури обидно. И за то, что Мила выкинула из дома, и за вопросы, которые задает Вадим.
Чего они на меня взъелись? Разве можно так человека прессовать? Я вообще-то еще маленькая! Школу только окончила, жить только начинаю, а они меня пинают, не жалея!
Мне трудно держать все это в себе. Хочется поделиться хоть с кем-то. Хоть с той же Ольгой, пусть она и дура непроходимая.
Хочу ей позвонить. Роюсь в сумке, пытаясь найти телефон… и не нахожу его.
Его нет!
…Он либо остался у Милы дома, на тумбочке в прихожей, либо выпал, когда эта сука выкинула мою сумку в окно.
— Ой, мамочка, — зажимаю себе рот рукой, а от страха сердце становится таким огромным, что еще немного и проломит грудную клетку.
А что, если тетка возьмет его в руки? Что если поймет, что это тот самый смартфон, который у нее украли?
От паники кружится голова и волной поднимается тошнота.
С одной стороны мобильник, с другой неоправданно спокойный Вадим со странными вопросами! Они окружают меня! Загоняют в ловушку!
Впервые за время пребывания в городе, я испытываю дикий ужас от того, что меня могут разоблачить. Мчусь в комнату, хватаю сумку, с которой приехала, и без разбора кидаю туда какие-то шмотки.