Я хочу, чтобы меня казнили

– Я хочу, чтобы меня казнили.

Это были первые слова, которые я услышал от Анатолия. Не сказать, что они удивили – в практике доводилось слышать разные требования, пожелания, просьбы, мольбы. Просто запомнил. Как выяснилось, не зря.

Меня зовут Антон и я тюремный психолог. Должность не самая популярная и востребованная, но на хлеб с колбасой хватает, да и после получения диплома психолога пути два: в экстрасенсы или в продажи. Обманывать людей, давая им по косвенным признакам желаемое, не хотелось, а если точнее и честнее, то не получилось. Закупив карты Таро, темные шторы и разнообразные четки, я обустроил свою ипотечную однокомнатную

квартиру под логово чародея и дал объявление. Текст не ахти какой: "Потомственный белый ведьмак Вацлав отвадит порчу, расскажет будущее, вернет прошлое". Первыми тремя откликнувшимися были школьники, смеявшиеся над словом "ведьмак". Заменил на "маг", стали звонить одинокие женщины за сорок, которым хотелось простого – чтобы им подтвердили, будто муж ушел не просто так, а его приворожили. Карьеры мага хватило ровно на одну клиентку. Все просто – ушел муж, остался ребенок десяти лет, сетовала на соседку-ведьму, а не на трупный запах от небритых подмышек. "Я читала, что если мыться чаще раза в неделю, аура истончается, а в волосах вся сила, их нельзя остригать". Карты показали воду, дорогу и брадобрея, клиентка показала кулак и ушла, даже не взяв приворотный гель для душа. Пришлось вновь искать варианты заработка, чтобы не работать в среднестатистическом офисе. Впрочем, пришлось пройти и через это.

Продажи не давали удовлетворения моральных потребностей и тоже зачастую оказывались сродни шарлатанству, поэтому там тоже ничего не получилось. В первой компании выяснилось, что нужно обзванивать базы клиентов, которые клиентами никогда не были и никогда не собирались ими становиться. Стандартные фразы уже опытных продажников не работали, подход с точки зрения специфики обучения отправился лесом, потому что на один звонок стало уходить по сорок минут, а план продаж и работ в себя такое не включал.

И вот, спустя пару лет скитаний по подработкам и "перспективным компаниям", решил попробовать невозможный для России путь – работать по специальности. Побившись с резюме в компании, понял, что им нужны не психологи, как в радужных американских сериалах, а тим-билдеры, коучи, траблшутеры, профайлеры, аккаунт-менеджеры и прочие далекие от психологии персонажи со звучными заимствованными названиями. Всем нужна иллюзия подтверждения правильности выбранного пути. "Мы будем платить тебе за результат сплоченности коллектива". Ребят, вы набрали по знакомству или по объявлениям команду, которая просто не может работать в качестве слаженного и единого механизма. "Почему?" Потому что ваш лучший продажник – экстраверт с заниженной социальной ответственностью и напрочь убитыми моральными принципами. А девочка, которая составляет документы, – интроверт, которого угнетает само присутствие лучшего продажника на одном с ней этаже. Но она специалист высшего класса, а ему замену искать можно хоть сейчас. А на такие решения у вас кишка тонка. Их стравливание и притирание займет месяца четыре и не факт, что даст нужные плоды. "Вам просто не хватает квалификации". А вам мозгов для стратегического планирования. И это вы еще не раскусили за два года, что лучший продажник работает и с вашими подрядчиками, и с конкурентами, и с вашей женой.

На ежегодной встрече одноклассников каждый хвалится успехами, конечно же приукрашивая любое достижение. Саша Скворцов окончил технический университет и работает в крупной нефтяной компании, правда вышел из того же автобуса, что и я, потому что, естественно Porsche водитель повез на автомойку. Это потом, уже после бутылочки коньяка, по секрету расскажет, что работает менеджером в одном из офисов и дорогие тачки видит только на стоянке руководства. Ну а Карина Меркулова хвастается своим делом, рассказывает всем, кто готов слушать, что жизнь удалась, если можешь купить пылесос ее фирмы. "Кстати, он еще и окна моет". До монстров продаж одной организации с сомнительной репутацией ей еще далеко, но некоторые стандартные слова выдают работу именно в этой сетевой компании. Есть и Леша Давыдов, с удовольствием рассказывающий в свободные уши о том, что поднялся на перепродаже китайской косметики. Вот только в ходу корейская, а на “Ролексе” Леши число 4 написано римскими цифрами, как IIII, хотя утверждает, что купил настоящие за два месяца работы.

На той встрече пятнадцать

лет назад не врали о себе только два человека. Один из них работал в Федеральной Службе Исполнения Наказаний, второй был я. Орешкин Коля всегда был эталоном спокойствия – флегматик, исполнительный парень, ни капли склонности к риску и необдуманным поступкам. Как и зачем он попал на такую работу, мне интересно не было, однако заинтересовало, что их тюрьма ищет штатного психолога. "Не тюрьма, а исправительная колония", – поправлял Коля, но описание контингента не внушало доверия к тому, что там возможно кого-то исправить. Это была недавно построенная восьмая тюрьма в России для пожизненно заключенных: серийные убийцы, насильники, педофилы.

Когда мы вышли покурить, начал расспрашивать Колю про все, что считал важным. Оклад, премии, график, требования, обязанности, обед, совмещения с подработками. Это казалось самым необходимым на тот момент и я не мог знать, что ошибаюсь. Было без разницы, с кем работать – хоть с самим Чарльзом Мэнсоном. В тот вечер мы обменялись номерами и договорились обязательно созвониться.

На следующий день, подлечив легкое похмелье, я позвонил Коле и услышал, что аппарат абонента выключен. Набрал еще раз – та же история. Махнув рукой на хитреца, что дал нерабочий номер телефона, я продолжил поиск работы и вариантов заработка. На моменте отчаяния, когда вакансии закончились и пошел поиск подработки кассиром в супермаркете, телефон зазвонил.

– Антох, привет, это Коля, – связь была ужасная и слегка приглушенная. Каждые пять секунд звучал едва слышный писк: – Орешкин.

– Привет, Коль, а я тебе звонил.

– Бесполезно, мы телефоны сдаем. Обед, попросил тебя набрать. Завтра подъехать сможешь?

Изрядно удивившись внезапному приглашению, естественно я согласился, записал адрес и не сдержался – открыл бутылку виски, налил "на два пальца" и довольно выпил. Черная жизненная полоса начала осветляться.

***

К концу первого года работы пошла профессиональная деформация. Когда ежедневно слышишь едва вменяемые рассказы о расчленениях, изнасилованиях, обидах детства и прочих мерзостях, перестаешь удивляться и сопереживать пациентам. Пациентами их называл только я один во всей тюрьме – для остальных это были "звери", хотя это достаточно унизительно. Унизительно в первую очередь для животных, потому что они не убивают для развлечения или от несправедливости жизни.

С руководством исправительной колонии отношения были предельно четко расставлены и сформированы еще на собеседовании. Геннадий Илларионович, начальник тюрьмы, исподлобья устало смотрел на меня и явно видел студентика с завышенными ожиданиями. За исключением "студентика" он был прав. Я накрутил для себя, что буду помогать оступившимся людям исправляться, давать шанс вернуться в социум.

– Антон Денисович, вы понимаете, где находитесь?

– В исправительной колонии.

– Значит, нет. Долго петь не буду, перейдем к делу. Это тюрьма для всего сброда, который исправлять невозможно. Поэтому слово "исправительной" тут лишнее. Это тюрьма для особо опасных заключенных, срок пожизненный у всех. Ясно, что это?

– Да, я читал, что это двадцать пять лет заключения так называется.

– Антон Денисович, – судя по тону и тембру голоса, Геннадий Илларионович раздражался все больше: – Наша тюрьма открыта совсем недавно, это не "Белый Лебедь" и не "Черный Дельфин". Не знаю, где вы вычитали эту муру про двадцать пять лет, но здесь особые условия. Здесь заключение идет до биологической смерти осужденного плюс четырнадцать дней. Здесь их начало наказания и конец. Нет условно-досрочного освобождения, нет смягчения условий пребывания за хорошее проведение, нет пересмотра дел. С этим ясно?

Сказать, что я опешил, было бы мягким описанием. Я хотел спросить в ответ про Конституцию, про федеральные законы, про мораль, но ответил то, что хотел услышать работодатель при приеме на работу ненужного сотрудника:

– Да, Геннадий Илларионович.

– Сомневаюсь, но ладно. Мне здесь психолог нужен, как третья нога вместо члена, потому что этот скот свое заслужил. Но распоряжение верхов не обсуждается, а очередь из мозгоправов я с утра не увидел. Давай прямо. Работа нужна?

– Нужна.