Я хочу в школу
Шрифт:
Еще до его начала две учительницы математики стали наседать на Впалыча и комментировать его методы работы.
— Вы что, серьезно доверили им выставлять оценки в журнал? Да они вам такого навыставляют, что вам мало не покажется! И что вы будете с этим делать?
— Ничего, — улыбнулся Впалыч.
— Как ничего? — обомлела одна из математичек.
— А какая мне разница, что стоит в журнале? Моя задача — научить их математике. Я научу.
— Это как? — учительница даже головой дернула на нервной почве.
— Математику невозможно вызубрить, это не стих, — улыбнулся Впалыч. — Или
Слушательницы неуверенно кивнули.
— Ну вот. Я уверен, что к концу четверти ни у кого из них проблем с пониманием предмета не будет. Поэтому пусть себе ставят, что хотят.
— Но… Но… Но получится, что лодырь может получить точно такую же оценку, как умник? Это же несправедливо!
— Да? — удивился Впалыч. — А что ж тут несправедливого? Тот, кто учится, имеет знания, он много умеет. Тот, кто не учится, ничего не умеет. И какая разница, что у него при этом стоит в журнале?
Выражение лица оппонентов Впалыча не предвещало ничего хорошего, и еще неизвестно, чем бы закончился их разговор, если бы не пришел директор.
Он начал с места в карьер.
— Сюжет по телевидению, это, конечно, интересно. Может быть, вам даже покажется, что это хорошо. Но я хочу, чтоб вы понимали, что я совершенно не разделяю этой радости. Сегодня они звонят на телевидение, завтра начнут выкладывать видео в этом, как его…
— Интернете, — бесстрастно подсказал Впалыч.
— Нет, — раздраженно отмахнулся Павел Сергеевич, — в этом… утюбе. Давайте мы как-нибудь обойдемся без неожиданностей. Хотят танцевать — ладно, пусть танцуют. Но! — Директор выждал паузу. — После уроков и в специально отведенных для этого местах. И еще у меня вопрос: кто им дал ключ от радиорубки? А?
Учительницы стали прятать глаза.
— Насколько я знаю, — опять подал голос Впалыч, — этот ключ много лет валялся в бывшей вожатской. Никому не нужный. И радиорубка, кстати, не работала.
— И как же они ею воспользовались? — спросила молоденькая учительница русского языка.
— Починили, — улыбнулся Впалыч.
— Вот вы, Виктор Павлович, может быть, тогда займетесь тем, что разберетесь с этими мобильщиками… флеш? Тем более что там заводилы — ваши, так сказать, питомцы.
— Боже упаси, — развел руками Впалыч, — у вас в школе есть прекрасный педагог-организатор. Кто я такой, чтобы отбирать у нее работу?
Верочка Васильевна зарделась, как майская роза, и принялась усиленно черкать в блокнотике.
Директор раздраженно откинул ручку.
— Хорошо. Мне все равно, кто будет этим заниматься.
Впалыч встал:
— Если я правильно понял поставленную задачу, вам нужно, чтобы вы были в курсе всех событий, которые происходят в школе. И основная претензия к вам со стороны вашего непосредственного руководства была в том, что сюжет по телевизору был с ними не согласован, так?
Впалыч говорил безупречно вежливо, выделяя слова «вы» и «ваше», как будто они написаны с большой буквы. Но выглядело это такой несусветной наглостью, что половина учительниц в ужасе открыли рты, а вторая половина нервно захихикали.
Павел Сергеевич посмотрел в честные глаза Впалыча. Он не знал, что сказать, поэтому молча
— Большое спасибо за ответ, — улыбнулся Впалыч, — а теперь извините, я вынужден уйти, у меня совершенно неотложные дела.
Впалыч вышел.
У бедных учительниц перехватило дыхание. Уйти с педсовета! Как?!
Директор только крякнул и неожиданно произнес:
— Раз мы всё так быстро выяснили, то все свободны. Кстати, не забудьте про конкурс самодеятельности! И Впалычу… э-э-э… Виктору Павловичу передайте! Никогда раньше педсовет не длился меньше двух часов!
Впалыч поступил, как обычно поступал в 34-й школе, когда нужно было что-то сделать, — собрал учеников и объявил:
— Через две недели — конкурс художественной самодеятельности. Если хотите, можете подготовиться и выступить. Возможно, даже выиграть. А мне пора домой.
И ушел.
— Так что, — спросила в пространство Алена, — нам тоже можно уйти?
— А чего? — искренне удивился Колюня. — Тут сидеть и тупить? Пять минут выждем, чтобы на классного не нарваться… — он вдруг перебил сам себя и озабоченно повернулся к Диме. — Или он спецом сделал вид, что свалил? А сам у входа будет пасти?
— Нет! — хором ответили Дима и Кошка, а Дима пояснил:
— Виктор Павлович такой фигней не занимается.
— Супер!
Колюня, а за ним еще несколько человек похватали рюкзаки и выкатились из класса. Кое-кто из девчонок тоже поднялся, нерешительно поглядывая на дверь.
— А что за конкурс-то? — спросила Кошка.
— Самодеятельности, — пояснила Эля. — Стишки-песни. Сценку можно сыграть. Победителей в театр ведут…
— Да все равно «бэшки» победят, — хмыкнул Денис.
— Ага… У них две девчонки в театральной студии…
— И поют они классно.
— Да, не светит нам ничего…
Кошке стало обидно. Она не привыкла так быстро сдаваться. Даже если речь шла о таком странном мероприятии со стишками-песнями.
— Все нам светит! Мы такое замутим! Видели наши флешмобы?! Так вот — в сто раз круче будет! Дим, помнишь Париж?
Алена захлопала глазами, восхищенно глядя на соседа по парте.
— Вы в Париже были всем классом?
— У нас не классы, — терпеливо ответит Дима, — а группы… были. И в Париж мы не ездили, а реконструировали… играли в Париж. Кафе, музеи, «Мулен Руж»…
Тут он запнулся и посмотрел на хитро ухмыляющуюся Кошку.
— Ты думаешь?..
— Уверена! Так, народ! Будем делать мюзикл!
— Ну-ну, флаг вам в руки! — сказал Денис и демонстративно ушел.
С Вороном Молчун решил поговорить сам, без Птиц.
Во-первых, у него сложилось устойчивое ощущение, что вопрос: «Откуда брались деньги на 34-ю школу?» никого больше не интересует. Только его, Молчуна. И только он, Молчун разгадал эту загадку.