Я и Костя, мой старший брат
Шрифт:
В Костиной комнате наступила тишина. Потом раздались голоса в передней и хлопнула входная дверь. Это ушли Костя со Светланой.
***
Методист, студенты и наша учительница Клара Михайловна прошли в конец класса и разместились на задних партах. Мы продолжали стоять.
В класс вошел Костя с журналом. Тишина в классе стояла полная. В этой тишине Костя приблизился к столу и стал молча смотреть на класс. А класс молча смотрел на него.
Я с ужасом подумала, что Костя следует моему совету, но он плохо рассчитал и передерживает паузу — ведь
— Здравствуйте!.. Садитесь!..
Но тут, кажется, я сама немного не рассчитала, подсказала слишком громко. Раздалось хихиканье.
— Здравствуйте! Садитесь! — произнес наконец Костя, метнув на меня сердитый взгляд.
Дальше все пошло хорошо. Костя спросил, кто сегодня дежурный, и отметил отсутствующих.
Потом он вызвал к доске Толю Бирюкова, и тот бойко ответил урок. Костя задал ему дополнительный вопрос — про глагол. Толя и на него ответил.
— Молодец, — сказал Костя. — Дай свой дневник.
И поставил Толе пятерку. Он только запутался немного, разыскивая Толину фамилию в журнале. Стал искать где-то внизу. Я опять не выдержала и зашептала:
— Выше смотри… Выше!
— Прошу тишины, — сказал Костя, не глядя в мою сторону. — Следующей приглашаю выйти к доске… Ну, скажем, Головину Ирину.
Я ахнула. Зачем он это сделал, несчастный! Ведь я же но выучила урока! Что делать? Отказаться?
— Пожалуйста! — широким жестом пригласил меня Костя.
Нет, поздно отказываться. Я вылезла из-за парты и побрела к столу.
— Расскажи мне все, что ты знаешь о числительном, — сказал Костя с доброжелательным спокойствием. Он еще ни о чем не догадывался!
Сжав зубы, я молчала.
— Итак, мы слушаем, — произнес Костя все с той же безмятежностью в голосе, но во взгляде, устремленном на меня, уже мелькнула беспокойная догадка.
«Ну — все!» — подумала я и ляпнула:
— Глаголом называется часть речи, которая обозначает действие и отвечает на вопросы «какой», «какая», «какое».
— Что-о? — оторопело переспросил Костя.
— То есть нет, — поправилась я, — «что делает», «что сделал». Например: интересная книга лежала на полу.
— Я просил тебя рассказать о числительном, — произнес Костя ровным голосом. — Что такое числительное?
— Числительное — это…
Я бросила взгляд на первую парту. Светка, вытаращив глаза, беззвучно, как рыба, открывала рот. Костя растерянно смотрел на лес поднятых рук. Я с жалостью смотрела на Костю. Мне хотелось подсказать ему: «Посади меня на место! Вызови Семенову или Прокопенко! Не трать на меня больше ни одной минуты — ведь не уложишься до звонка!» Но Костя не умел читать мысли на расстоянии. Он продолжал допытываться:
— Так что же такое числительное? Ведь вы должны были повторить это к сегодняшнему уроку, не так ли?
Да гони меня скорее на место, ведь засыплешься!
— Ну что ж, определение числительного ты не знаешь, — сказал Костя. — Тогда ты мне, может быть, ответишь на такой вопрос: в
Да что он, совсем, что ли, спятил? Он бы меня еще про синхрофазотрон спросил!
Тут у меня в голове мелькнуло какое-то подобие мысли, словно головастик дернул хвостиком. Я сопоставила движение этого головастика с движением Светкиных губ и сообщила Косте:
— Числительное «один» изменяется по падежам и родам.
— Что ты еще знаешь о числительном? — холодно спросил Костя.
Мне хотелось ответить: «Скажи спасибо и за это!» Но я молчала, глядя с жалостью на брата.
Он терпеливо ждал.
И вдруг меня пронзила догадка: это он меня жалеет! Он не хочет ставить мне двойку! Теряет время зря, лишь бы я вытянула на троечку! И тут со мной что-то случилось: строки из учебника вдруг всплыли передо мной, и я заговорила. Я сказала, что такое числительное, и привела пример. Потом сказала, в каких падежах простые количественные числительные от 11 до 19 оканчиваются на «и».
Класс удивленно затих. Светка радостно кивала головой. Чудо продолжалось: я сообщила, что если числительное «один» сочетается с существительным, которое употребляется только во множественном числе, оно согласуется с ним в числе. Например: одни ворота. Сама не знаю, из каких глубин памяти я вытащила эти сведения. Ведь я никогда не учила правил. Но во что бы то ни стало нужно было спасти Костю от провала.
— Ну что ж! — сказал Костя. — Начало ответа было слабым, но материал ты, в общем, знаешь. Давай свой дневник.
Весь класс вытянул шеи и, застыв, следил за движением Костиной руки, когда он выводил мне отметку.
— Четыре с минусом! — прошелестело по классу.
Методистка склонилась к своей тетради и что-то отметила.
— Садись! — сказал Костя, отдавая мне дневник. — А сейчас приступим к новому материалу.
Дальше урок покатился как по рельсам. Костя расхаживал по классу и говорил четко и неторопливо. Он объяснял даже лучше, чем вчера, когда репетировал. И только иногда сжимал руки в кулаки — это у него было признаком волнения. Он ровным, спокойным голосом задавал вопросы и вызывал не тех, кто тянул руки к самому его лицу, а тех, кто не проявлял активности. Так он вызвал Мурку Викторову, которая сидела тихо, как мышь, и попросил ее записать пример на доске. Она записала, и Костя сказал:
— Вот прекрасный пример привела Викторова. Молодец!
Я очень боялась, что Костя не успеет уложиться в урок. А он словно и не думал об этом. В классе было довольно шумно, но это был не тот шум, когда каждый занимается своим делом, переговаривается и шарит в партах. Это был шум общей работы. И Костя не говорил: «Тише!», не постукивал ладонью по столу — наоборот, казалось, что он доволен этим шумом. И когда Мурка Викторова выкрикнула какой-то пример прямо с места, не вставая, Костя оживленно обернулся к ней и попросил встать и повторить погромче, чтобы все слышали. И Мурка повторила, почти не заикаясь.