Я и Костя, мой старший брат
Шрифт:
— Ты думаешь, для чего я тебе все это рассказываю? — спросил Костя.
— Для чего?
— Чтобы ты поняла, как не надо себя вести. И если я узнаю, — продолжал он назидательным тоном, — что ты издеваешься над учителями, — убью, так и знай!
Он протянул мне дневник:
— Держи и катись отсюда. Мне надо горло полоскать. Да, кстати: у меня скоро начнется педагогическая практика. И возможно, она будет в вашей школе. Поэтому советую подтянуться.
— Ладно! — с готовностью согласилась я. — Подтянусь.
Когда он со мной по-хорошему,
— Драться можешь, — разрешил Костя, — но чтобы записей больше не стирала. Умей отвечать за свои поступки.
Поход за макулатурой был назначен на субботу, но мы всем звеном сговорились, что начнем в пятницу, а то, что собрали, спрячем у нас в подъезде под лестницей. В субботу тоже будем собирать, и тогда уж наверняка наше звено выйдет на первое место по сбору макулатуры.
Ровно в четыре часа я подошла к Люсиному дому. Там уже собралось трое наших — Колька Лебедев, Дима Слуцкий и Вера Белоусова. Мы подождали минут десять, но никто больше не подходил. Колька сказал:
— Чего зря ждать? Мы пойдем в дом двенадцать, а то меня только до полшестого отпустили.
Он с Димой ушел. Потом явилась Катя Голубовская и сказала, что Ксанку и Мишу Борисовых повели в зубную поликлинику.
Больше всего меня возмущало, что опаздывали Светка и Люся. Ведь точно же договорились на четыре. Я поднялась на второй этаж к Люсе и позвонила. Открыла Люсина бабушка, увидела меня и приложила палец к губам.
— Люся занимается, — шепотом сообщила она. — У нее завтра выступление.
Из глубины квартиры действительно доносились звуки музыки. Люся училась по классу фортепьяно.
— Как же так? — сказала я, — Ведь мы договорились собирать макулатуру.
— Глупости! — поморщилась бабушка, — Чьи это выдумки?
Музыка прервалась, и в переднюю вышла Люся.
— Нет, я пойду, — заявила она. — Я и так из-за музыки все удовольствия пропустила. В бассейн не ходила, на встречу с бывшим партизаном не ходила. Хочу собирать макулатуру!
— Люся, мы много раз обсуждали этот вопрос, — сказала бабушка, поворачиваясь спиной ко мне и как бы оттирая меня к выходу, — Ты учишься музыке. Му-зы-ке! Ради этого стоит пойти на любые жертвы. Что касается сбора этого самого… — бабушка брезгливо пошевелила пальцами, — то, поверь, это тебе совершенно не нужно. Подхватишь заразу какую-нибудь. Ты так восприимчива.
Она обернулась ко мне и взглянула на меня так, как будто я и была этой самой заразой, к которой Люся так восприимчива.
— До свидания! — бросила она таким тоном, каким произносят: «Пошла вон!»
Обозленная, я спустилась вниз.
— У нее, видите ли, музыка! — сообщила я подругам.
— Музыка — это уважительная причина, — сказала Катя. — Ну что, будем еще кого-нибудь ждать или пойдем?
— Меня Светка возмущает! — сказала я. — Сама предложила идти и сама же опаздывает.
— Вон она! — сказала Вера.
Действительно, из-за поворота вышла Светка. Она катила коляску. Подойдя к нам, Светка резко остановила коляску и обиженно сообщила:
— Мама
Тип, в голубой вязаной шапочке, улыбался и сосал пластмассового крокодила.
— Ой, какой миленький! — защебетала Вера, — Как его зовут?
— Шурик, — ответила Светка. — Да ну его! Ненавижу!
— Ребенок — это уважительная причина, — вставила Катя.
— Ну что, — сказала я, — больше некого ждать. Как мы будем ходить — но одной или все вместе?
— Ой, только не по одной! — испугалась Вера.
— Я тоже не люблю по одной, — поддержала Катя. — Давайте все вместе.
— Тогда давайте так, — предложила я, — вы идите вдвоем, а я одна. Тогда мы больше квартир обойдем. Чур, я пойду в семнадцатиэтажку.
Светка сказала:
— Пошли в наш дом. Я с двумя жильцами говорила. Они дадут бумагу. И потом, там мы можем по очереди ходить — кто-нибудь будет сторожить этого типа.
— Ой, а можно, я первая? — попросила Вера.
— Да сколько угодно, — согласилась Светка, — Можешь вообще с ним гулять, а я вместо тебя пойду макулатуру собирать.
— Ой, давай! — обрадовалась Вера.
И они покатили коляску в сторону Светкиного дома. А я повернула в семнадцатиэтажку.
Так мы называли огромный новый дом, выходящий на Садовую и всего, наверно, год как заселенный. Снаружи он выглядел очень шикарно — подъезд с навесом, а впереди разбит маленький сквер, с качелями, скамейками и голубыми елочками. А внутри мне еще ни разу не довелось побывать, потому что никто из знакомых там не жил. А мне давно хотелось подняться на семнадцатый этаж и посмотреть, какой вид открывается на Москву. Но входить в подъезд без причины я как-то робела. А теперь у меня была причина, и я смело вошла в подъезд.
Там было просторно и чисто. Мне только не понравилось, что в углу за столиком сидела женщина с очень неприветливым лицом. Мне кажется, что в таких вот прекрасных новых домах с голубыми елочками около подъезда у всех людей лица должны быть добрыми и приветливыми. Между тем и в новом стеклянном магазине-самообслужке, куда меня посылают за продуктами, у дверей стоит старик контролер с таким зверским выражением лица, что я каждый раз боюсь, как бы он меня не схватил и не потащил в милицию. Из-за этого старика я предпочитаю ходить в другой продуктовый магазин, не такой модерновый. Там, по крайней мере, на меня не смотрят с подозрением, а продавец мясного отдела даже называет меня «молодой хозяйкой».
— Ты к кому? — спросила женщина.
— Макулатуру собирать, — ответила я и сама удивилась, как робко прозвучал мой голос. В конце концов всем известно, какое значение для народного хозяйства имеет сбор макулатуры.
Но женщина у стола смотрела на меня так, словно я пришла в этот дом за подаянием. И молчала, как будто решая, пропустить меня или нет.
— Ну ладно, иди, — наконец разрешила она, и я вошла в лифт, но мне уже не нравился этот дом, и я жалела, что не пошла в какой-нибудь другой, попроще.