Я и мои (бывшие) подруги
Шрифт:
Можно и привыкнуть.
Нет, жизнь все же прекрасна, и Бог любит меня.
Вообразите, стоило мне узнать из американской книги, что мне для лечения миом нужно касторовое масло в большом количестве, литр которого стоит в аптеке баснословные пятнадцать евро, как у моей приятельницы нашлась ненужная закупоренная бутыль оного, которую она подарила мне. Стоило мне прочесть, как полезен в моем состоянии массаж, двадцать минут которого стоит, по меньшей мере, двадцать евро, как предоставилась оказия — пройти курс из десяти часовых массажей за цену одного двадцатиминутного! Стоило мне начать письменный анализ жизни, поиск в ней психических
Так кто еще сомневается, что Бог меня любит? Я — нет. Так что, милые женщины, смело завидуйте мне, избраннице судьбы. Я сама себе завидую. На этом закончим панегирик. Слава мне! Да здравствую я!
Вернемся к предполагаемым причинам появления миом и предмету нашего повествования — потерянным дружбам, и поговорим об Арине. Помните, я рассказывала о том, как прыжок с парашютом сделал из парня-неудачника парня-я-все-смогу? Так вот, моя бывшая подруга Арина сделала в своей жизни шестьдесят прыжков с парашютом.
Без дураков. На самом деле. С наших доходяг-кукурузников, с нашими латаными-перелатаными допотопными парашютами. Причем, узнала я об этом ее героическом прошлом мимоходом и много позже нашего первого знакомства.
Другой бы о таком геройстве на лбу написал и рассказал бы в первую встречу — все же не хухры-мухры! Но Арина была человеком скромным.
Начнем по порядку. Вначале было слово, пардон, языковым курсы, где я познакомилась с большинством русскоязычных товарищей. Вы уже слышали об этом в главе о Рите. Арина присоединилась к нам позже и будучи сильно беременной. Свой огромный живот она прикрывала не менее огромным растянутым свитером с голубым орнаментом. Вообще-то это был свитер ее мужа, но носили они его оба. У них, по-моему, вообще все было общим. Они оказались неприхотливыми в быту людьми и, на мой взгляд, идеально подходили друг к другу.
Арина была человеком, с которым можно смело ходить в разведку. Товарищ, камарад, свой парень. Из всех русских подружек в чужой стране только ей я могла позвонить в любое время суток. Просто так, чтобы потрепаться ни о чем или о пустых каждодневных вещах из разряда «что ты готовила на обед?» И мы трепались за милую душу. До сих пор она осталась единственной, которой я могла позвонить от нечего делать и не чувствовать себя при этом докучливой или праздной. Больше у меня такого опыта ни с кем не было. Мне неприятно отрывать людей от дел только потому, что мне скучно или одиноко. И я никогда не звоню позже восьми часов. Я говорю о себе. Поздние входящие звонки случаются, но я активно не поддерживаю эту традицию, которая кажется мне невежливой. Или же, ни с кем другим я не состою в таких простых близких приятельских отношениях, которые давали бы мне право звонить без дела.
В моей жизни напрочь отсутствуют некоторые моменты, обычные и естественные для вас, милые читательницы. Например, выйти из дому, встретить возле дома кого-то знакомого и поговорить с ним пару минут. Со мной это случилось первый и последний раз на двадцать втором году моей жизни тут. Этот в ваших глазах совершенно банальный случай так поразил меня, что я всем рассказывала о нем, как о чуде, даже описываю его вам. Я вышла из дому, торопилась на урок пения на другом краю города.
Пройдя двадцать
— Соня, как вы здесь оказались!
— Да вот в наш любимый детский магазин пришли.
И так далее… Пятиминутный, ничего не значащий разговор. Но для меня он значил очень много — потому что был уникальным. Вы скажете: мне бы ее заботы, я не знаю, как избавиться от обременительных и отнимающих драгоценное время встреч у подъезда и базаров по телефону.
Но вы же понимаете, каждому хочется то, чего у него нет. А того, что есть, не хочется. Чего ж его хотеть, если оно уже есть?
Я регулярно навещала Арину на ее кухне — эта русская традиция не умирает за границей. Ее маленький сын совершенно справедливо ненавидел меня за эти посиделки. Арина оказалась единственным человеком, с которым я могла уехать в отпуск или на пару дней за город.
Я очень домашний человек, не люблю покидать свое гнездо и чувствую себя некомфортно, если мне приходится ночевать у чужих или с чужими людьми. Отпуск в Греции мы провели прекрасно, нисколько не стесняя, не напрягая и не надоедая друг другу. Была в Аринке эта бытовая простота, обиходная легкость, делавшая из нее идеальную товарку.
Как-то летом я вернулась из отпуска и не видела Арину больше месяца. Она пришла ко мне, и я не узнала ее.
Она похудела в два раза. Фигура у нее стройная, узкобедрая, худеть ей было совершенно ни к чему. Тут же остались одни кости да кожа. Что случилось? — Ничего. Молчит, как партизан перед расстрелом, гордо вскинув голову. Я эту черту знаю, у меня мама такая. Все-таки я ее разговорила и не поверила своим ушам. Муж влюбился в другую, Аринину «подругу» из местных, с пером в ухе, и покинул жену, маловразумительно объяснив это тем, что Арина — несвободная натура. А та, с пером в ухе, значит, свободная.
У той, с пером, ни семьи, ни детей, ни забот, ни ответственности. — Что ж ей не быть свободной духом! Одним словом, бред: в огороде лебеда, а в Киеве дядька.
Тут следует коротко остановиться на муже. Арина познакомилась с ним в Союзе — тогда он еще так назывался, в своем родном городе. Он приехал на гастроли с цирком, где работал не дрессировщиком диких львов и не воздушным акробатом, а ухаживал за животными. Он обладал весьма опасной для женщин внешностью: смесь Сергея Есенина и Брэда Пита. В общем, вы меня поняли. С такой внешностью можно и в цирке какашки за зверями убирать, тебя все равно полюбят сразу и навеки. К его чести следует упомянуть, что он своей магической властью над женщинами не пользовался (видимо, сам еще не осознавал), изменил с той, с пером в ухе, в первый раз и сразу признался. Видимо, потому что жена что-то заподозрила — непрофессиональные ловеласы всегда оставляют следы.
Арина, которая так долго и успешно скрывала свое парашютистское прошлое, а с ним и свою начитанность — для меня качество важное и ценное, так же успешно прятала свою гордость. Мужа она тут же отпустила. Все культурно, без криминала: без мордобоя и отрезания детородных членов. Наша приятельница Света поступила иначе: исцарапала неверному мужу, кстати, такому же дилетанту, лицо, а также новую машину — его гордость.
Изорвала его вещи, выбросила любимый компьютер из окна, сняла все деньги с совместного счета, а потом уже отпустила с богом — с лестницы. Так тоже можно. Страдания горьки, месть сладка.