Я и моя суккуба
Шрифт:
– Нас… – обличающий перст указал на суккубу, – ждет серьезный разговор. Очень серьезный.
– Ну да, – прислужница скривилась. – Я вам жизни спасла, а в ответ – как обычно.
– Утихни… Если бы не твоя выходка, никого спасать бы не пришлось.
– И опять я не такая, – она скрестила руки на груди и отвернулась.
– Я тебе расскажу, кто, что, зачем и почему… но позже. Тварь сдохла? Добыли легкие?
– Тварь, – рыцарь вздохнула, – уплыла.
– Млять… – стукнулся затылком о доски. Потом еще раз. И еще. – И котенка-чертененка не спасли. Все зря…
Рыжее солнце
– Я… – Хира сглотнула и потерла грудь. – Это самое… Возьмите мои.
Я не поверил своим ушам и приподнялся на локтях, пытаясь понять, это тонкая шутка или же акт безраздельного благородства. Или засранку совесть замучила? Да ну, скорее поверю, что Ингрид прикончит адского крокодила голыми руками, чем в такое.
– Прикалываешься? Где ты тут хирургов видишь?
Лера молча указала на меня.
– Нет, извини. Одно дело отрубить ногу, и совсем другое – извлечь легкие. Это же инструменты, наркоз, стерильность, руки не из задницы, в конце концов. И сколько времени займет операция? Сутки? Спасибо, конечно, но… погоди, – сел и нахмурился, сверля притихшую суккубу подозрительным взглядом. – А ты случаем не прощение клянчишь? Предлагая то, от чего мы априори откажемся? Мол, вся такая жертвенная, кусок от себя ради вас отрываю, а вы тут разговорами серьезными грозите. Хира?
Рогатый профиль с острыми чертами устало улыбнулся.
– Не забывай, я не человек. И создана не из плоти и крови, а соткана из темной энергии, которая приняла форму плоти и крови. Как эта куртка, например. Поэтому могу отращивать когти или крылья. А могу что-нибудь отдать. Обычно требуют сердце – это очень редкий ингредиент. Для демонистов высоких рангов как философский камень для алхимиков. В общем, – девушка потерла нижние веки, – если прикажешь…
– А ты… что будет с тобой?
– А я проживу ровно столько, на сколько сумею задержать дыхание. Пять-шесть минут. За это время вытащу твоего друга из темницы, а потом… Ренегатов много. Без слуги не останешься.
– Подожди. Вытащи сюда еще одну тварь. Побольше первой, поменьше второй – все.
Девушка опустила голову и вздохнула.
– Все не так просто. Ты уже видел мой мир – тогда, во сне. Помнишь эти каменные пляжи и океаны лавы? Это тебе не здешний лес, где можно без напряга наловить всякой дичи. Мне просто повезло, что те два беса ошивались неподалеку. В общем, до заката точно не успеем. Но ты знаешь, как поступить.
Я добрел до носа корабля и сцепил пальцы на макушке. Выдохнул, вдохнул. Бревна и доски в воде, мусор на берегу, рытвина на главной улице. Снующие вдоль нее люди. Иллюзия. Имитация. Искин. Мы не можем полюбить вещь. Вещь может быть дорога, но не любима. Любовь – это гормоны, первая стадия непрерывного и неостановимого размножения, ведь самовоспроизводство – неотъемлемый процесс любого живого (и не только) существа. Размножаются даже вирусы, хотя им-то, по большому счету, зачем?
Впрочем,
– Артур, – холодно произнесла Лера, видя мои плохо скрываемые сомнения. – Это же просто бот. Картинка. О чем тут думать?
О том, что я не знаю: просто или нет. О том, что всегда есть третий вариант. О том, что не обязательно выбирать из двух зол. Вариантов уйма, было бы желание. Много думать не вредно, вредно не думать о многом. Но если окуклиться в зоне комфорта, даже самые обширные и глубокие знания бесполезны в силу своей неприменимости. Заучи наизусть хоть всю «Википедию», докажи недоказанную теорему, реши нерешенное уравнение, сломай мировоззрение целой планеты, но какой в этом толк, если боишься лишний раз выйти из квартиры за хлебом? Чем разум, запертый в четырех стенах, хуже разума, запертого на жестком диске?
– Хира, подойди, – тихо произнес, не отводя глаз от краснеющего покачивающегося в такт волнам заката. – И захвати меч, пожалуйста.
Мы встали рядом – два силуэта напротив стены каленого багрянца.
– Дай руку.
Девушка подчинилась. Сжал коготок указательного пальца, поднес к острию левую ладонь и полоснул аккурат по линии жизни.
– Что ты?.. – выдохнула суккуба, глядя на полившуюся через край темную в сумерках струйку.
Правой рукой взял меч за крестовину и поставил перед собой, как тот мужик из «Игры престолов». Пораненную стиснул в кулак, чтобы текло побольше да побыстрее, и вытянул вперед, словно предлагая засыпающему светилу «брофист».
– Они ведь любят нашу кровь? – спросил, не поворачивая головы, хотя прекрасно знал ответ. – Цып-цып-цып, ублюдок.
Не прошло и минуты, как вода под носом корабля забурлила, а бревна, обломки и дохлая рыба закачались поплавками. В мрачной глубине проступили шесть янтарных точек, будто габаритные огни, давая представление о размере твари и направлении прыжка.
– Артур, ты сбрендил, – демоница вцепилась в плечо. – Не делай этого.
Пошедшая рябью гладь вспучилась, треугольное рыло вот-вот покажется на поверхности. Я уже видел блеск чуть разошедшихся клыков – пора. Лишь пройдя через страх, мы обретаем свободу.
– Артур! – хором взвизгнули девчата.
Шаг на скрипучую доску – раз. Шаг в пышущую жаром пропасть – два. Меч пониже, острие между ботинок – три. Шею ровно, глаза закрыть, вдохнуть полной грудью – четыре, уже проходили. Солдатиком с борта, скольжение как по водной горке, только края очень склизкие, горячие и сжимают со всех сторон – пять. Удар, точно ломом по льду, мокрый треск, затухающее биение – шесть. Кипяток льет на плечи, спазм давит королевским питоном – семь. Дрожь и кувыркания как в центрифуге – восемь. Ощущение невесомости, снова полет спиной вниз – девять. Медленный подъем, шелест разрываемой кожи, встревоженные голоса – десять.