Я иду искать. История вторая

Верещагин Олег Николаевич

Ви-и-иу-ум-м... трах! В пятнадцати саженях левее встал черный куст разрыва.

— Фугас! — Йерикка поперхнулся, бросил миску и крикнул присевшим женщинам: — Марш отсюда! Началось...

К счастью, артиллеристы противника не засекли людей в клуне — разрыв снаряда, был пристрелочным, остальные ложились в саму весь. На глазах у Олега один из домов разлетелся — словно карточный домик, по которому щелкнули пальцем — на сотни пылающих обломков. Выглядело это скорее стран­но, чем страшно. Мальчишка заставил себя отвернуться от деревни и посмот­реть вперед — туда, где проходила линия обороны.

— Да

что ж они весь палят, а не завалы да не окопы? — спросил Богдан. Видно было, что ему не по себе. Олег понимал друга. Обстрел унижал. Со снаря­дом нельзя воевать. Он попадает... куда попадает. И убивает труса и отважного, ветерана и новичка... Он низводит умение воевать до пустого места. До тупого, равнодушного ожидания...

— По веси лупить выгодней, — криво усмехнулся Йерикка. — Там склады, там припасы, укрытия, а главное — там семьи. Удар по ним — удар по боевому духу.

— Мразь нечистая, — процедил Твердислав. Йерикка усмехнулся:

— О, так ты только сейчас это понял?

— Танки, — нарочито спокойным голосом сказал Олег. — Не, я не знаю, как у вас их называют, но по виду — танки... — он лежал на краю ямы, придвинув винтовку. — И пехота, горные стрелки. Три этих танка, человек двести пехо­ты. Полто... ну, короче, верста.

— Так мыслишь, что и нам дело сыщется? — Богдан вложил в подствольник осколочный тромблон.

— Вам — не знаю, мне — точно, — Олег подтянул винтовку. — Славная будет охота! — дурачась, он тявкнул, и завыл, как волк в осеннюю ночь, но трое горцев совершенно серьезно подхватили его завывание. Твердислав, вставляя выстрел в ствол РПГ, замурлыкал знакомое:

— Пусть лают собаки, таков их удел. Восстаньте волками, кто весел и смел! Кто верит в удачу и лютую смерть, Кому бы хотелось в бою умереть!..

По всей линии обороны начался огонь. В ответ затрещали десятки стволов и свистяще взвыло ливневое оружие врага, осыпая позиции защитников потоками металлических сверхскоростных стрелок.

Олега все это мало интересовало и пугало. Он преспокойно целился, выбирая мишень. К его сожалению выяснилось после первого же выстрела, что «мосинка» при всех её достоинствах (и его — тоже) не предназначена для стрельбы на полтора километра даже с оптикой. А от дальнейших экспериментов его отвлек голос Твердислава — озабоченный:

— Что творят-то? Вы гляньте!

Плоские, с широченными башнями, утыканные стволами машины — «танки», как окрестил их Олег — почему-то стреляли в землю шагов за полсотни пе­ред собой. В одном месте словно бы прямо из взрытой очередями земли уда­рил вверх фонтан огня...

— Так мины там, — высказал догадку Богдан. — Ей-пра, ми... Собаки!!!

В самом деле — всмотревшись, можно было различить двух собак. Точно таких, как в Вересковой Долине, большие и мохнатые, прижав уши к головам, они ползли навстречу танкам, распластываясь по земле. На

широких спинах висели парные ящики, укрепленные специальной упряжью.

Йерикка, как и Олег, смотревший в бинокль, увидел, что землянин пытается не заплакать. Пулеметы с башен зашлись вновь, одна из собак вскину­лась, но продолжала ползти, волоча задние лапы. Человек послал их навстре­чу страшным машинам — и, верные голосу преданности, они ползли, превозмогая страх, чтобы выполнить долг. Последний долг перед хозяевами на земле...

Второй сноп разрыва обозначил место гибели еще одного пса. Олег вы­тер лицо рукавом ковбойки. Йерикка услышал его шепот:

— Доползи... песик...

И пес — пес дополз. Олег увидел, как он свалился под левую широкую, шире, чем у земных танков, гусеницу — и отвернулся поспешно. А Йерикка смотрел, как машину всей левой стороной оторвало от земли, гусеница потекла стальной змеей, полетели вверх какие-то горящие клочья...

В сущности, атака на этом закончилась. Оставшиеся два танка повернули, следом побежала пехота. На позициях защитников заулюлюкали, засвистели, заигогокали от избытка чувств, кое-где возникли обращенные к врагу голые задницы и другие, еще более нескромные, места...

— То все? — разочарованно спросил Богдан.

— Погоди, то ли еще будет... — пообещал Йерикка. А над полем боя уже изде­вательски звучал голос Гоймира:

— Й-ой, Чубатов! Позоришь меня что? Слово не даешь что держать? Не стать мне бегом бегать за твоими храбрами, чтоб головы им резать! Пусть хоть две-то трети до нас ногами пройдут! Молчишь что, прихвостень данванский?!

— Зря он это, — мрачно заметил Йерикка. Олег насторожился:

— Ты что-то чувствуешь?

— Та-ак... — Йерикка пожал плечами.

Несколько минут царила почти полная тишина. Потом на опушке начали появляться еле различимые фигурки.

— Они что, головой ударились? — удивился Олег. — Без прикрытия, без арт­подготовки!

— Стреляй, щенок! — послышался неприкрыто торжествующий мегафонный рев. — Ну, давай, стреляй! Как-то на это навьи твои посмотрят и что за место те­бе определят? К Кощею без возврата — так вы говорите?! Ни одна радуга те­бя не выдержит!

Олег недоуменно поднял бинокль. Чубатов как-то странно пугал Гоймира. Души умерших славян для нового воплощения в людях своего племени поднимаются в вир-рай по мосту-радуге. Тем, кто в жизни делал немало зла, помогает идти Прародитель — живое существо, давшее начало племени. Но ес­ли человек совершил, запредельное Зло — мост подламывается, и сквозь цар­ство Озема и Сумерлы проваливается преступник законов Права еще ниже, в безвозвратное царство Кощея... Но...

— Не стреляйте! — закричал еще кто-то через усилитель. — Никому не стрелять! Никому!

— Они что, крезанулись всем коллективом?! — зарычал Олег. — Как не стре­лять?!

— Он прав, — не отрываясь от своего бинокля, ответил, как огрызнулся Йерикка. — Протри стекла!

А по всей линии обороны уже слышались крики, ругательства и прокля­тья...

...Горные стрелки — не хангары, славяне, хоть и с юга!!! — наступали цепями, пригнувшись и прикрываясь живым щитом. Перед своим строем они гна­ли... детей.