Я иду искать... Книга первая. Воля павших
Шрифт:
— А что это ты от Бранки бегаешь?
Олег почувствовал, как его сердце подскочило к горлу и застряло там плотным комком. Ладони вспотели, словно он окунул их в воду. А голос стал абсолютно чужим и позорно сорвался, когда Олег начал отвечать:
— Я не бе…
— Погоди. — Йерикка осадил коня и, положив правую ладонь на рукоять меча, левой снял с пояса прямой рожок. Прежде чем Олег успел задать вопрос, горец протрубил пронзительный сигнал. Позади послышался стук копыт — от обоза мчался десяток всадников. А спереди ответил из-за деревьев сигнал такого же рожка, только в другом тоне, и там замелькали очень похожие
— Кто? — спросил Боривой. Бойра, ведший весь обоз, всматриваясь дальнозоркими старческими глазами в движущихся навстречу людей.
— Синее с белым. Кони. И рожок их, — успокаивающе ответил Йерикка..
Действительно, теперь легко можно было различить, что головные повязки у скачущих навстречу горцев не сине-красно-золотые, как у Рысей, а сине-белые. В остальном отличить их было непросто.
— Привет тебе, Боривой! — прокричал такой же старый и крепкий воин, приближаясь. Боривой в ответ вскинул руку:
— И тебе привет, Воидан! Добро, что живой ты.
Они съехались и, не сходя с коней, обнялись, расцеловались. Из-за деревьев выползала голова обоза Коней, окруженного всадниками. И людей, и подвод было примерно столько же, сколько у Рысей, но Йерикка успел шепнуть:
— Зерно и у них брать будем. У них земля хорошая.
— На что поменяем? — так же шепотом поинтересовался Олег.
— Железо, медь, — быстро ответил Йерикка и с улыбкой поднял руку в ответ на приветствие мальчишек из охраны обоза Коней.
Охранники смешались. Знакомые, конечно, были у каждого, у многих, судя по всему, и родственники… Йерикка уже болтал на городском диалекте с двумя ребятами и девчонкой, которая была помладше — очевидно, тоже беженцами с юга.
Олег отъехал чуть в сторону и, скучливо, с внезапной легкой обидой поглядывая на происходящее, полез в карман джинсов — за серебром, которое ему, как и всем участникам поездки, выдал перед отъездом князь Крук. Это были гривны — почти такие же, как в учебнике истории Отечества: прямоугольные слитки серебра весом граммов по двести, в количестве пяти штук, они здорово оттянули карман. По всей длине гривны были проклеймлены головой рыси. Если Олег что-то понимал — деньги ему достались немалые, и он даже выразил удивление этим, но князь неожиданно хлопнул его по плечу и сообщил: «А мы серебра не дешевше, — и добавил: — Мужи гривну добудут, а вот гривной мужей не добыта». И улыбнулся вдруг — странный князь племени, лишившегося всех своих мужчин. Одинокий князь, проводивший почти все свое время под крышей башни Рысьего Логова…
…— Того на немалое дело хватит.
Олег поднял голову. Возле него в седле сидела Бранка — кивнула на серебро и повторила:
— Немало можно сделать на то серебро, Вольг.
Еще утром она принарядилась в праздничное, как и почти все, кто ехал в обозе. Новый плащ скалывала на плече большая заколка — хотя и бронзовая, но красивая, да и вдобавок украшенная крупными синими камнями — сапфирами, что ли? И головная повязка была новой, и широкий пояс, и расшитая узорами безрукавка… И вообще Бранка выглядела новенькой, красивой и веселой. Такой, что Олег еще раз подумал с ужасом, как было бы дико, пойди она в пищу тем уродам в лесах заброшенной земли на юге… Но, конечно, он не сказал ей этого, а просто заметил:
— Ты сегодня красавица.
— Да и ты ничего, — не осталась в долгу Бранка. — Ни у кого
Месяц назад Олег смертельно обиделся бы за ковбойку и джинсы. Но слово «рухлядь» в горском диалекте означало просто «вещи». И точно — едва ли кто-то придет еще на здешнюю ярмарку в двухсотдолларовых «леерах» и американской же рубашке. Успех обеспечен!
— Я тебе подарок куплю, — неожиданно для самого себя сказал Олег. — Сегодня же куплю.
— Не. Сей день не купить, — покачала головой Бранка. — Одно завтра, а сей день, как доберемся, торг уж сложится. По-крупному, зерном да другим припасом, торговать, право, будут дотемна, а то и в ночь. Да ты ведь не зерном дарить будешь?
— Я придумаю, что купить, — пообещал Олег. И подумал, что дома он бы позвал девчонку в «забегаловку». И в кино позвал бы. И еще — что он вернется домой (а как же, не может не вернуться!), а Бранку — Бранку больше никогда не увидит. Между ними будут не километры, не континенты, а непредставимые расстояния — чудовищные и холодные.
«Что это? — удивился Олег. — Я… НЕ ХОЧУ домой?!»
Он прислушался к своим ощущениям. Нет, домой он хотел, пусть и ослабела тоска. Очень хотел. Вот сейчас опять представил себе маму, отца — и все скрутилось в груди. Но он НЕ ХОТЕЛ расставаться с Бранкой. Это было упорное и идиотское желание, доходившее до того, что Олег решил предложить ей вместе отправиться на Землю. Но вместо этого спросил:
— А Гостимир где?
— Йой, надоел больше капусты квашеной, — скривилась Бранка. — Шага не отходит. Это Гоймир его притравил, точно… Да, не спросила я — у тебя-то, Вольг, братья-сестры есть ли?
— Никого, — покачал головой Олег. — Я один. У нас много семей по одному ребенку.
Сказал — и стало смешно. «Ребенок»! Олег улыбнулся; Бранка тут же спросила:
— Что ты?
— На тебя смотрю, — соврал Олег. Или честно сказал? Смотреть на Бранку было здорово, это тоже вызывало неожиданную улыбку.
Слившиеся обозы тронулись дальше вместе. Бранка решительно сказала:
— С тобой буду.
— Ага, — кивнул Олег, сам себе удивляясь. Несколько дней он даже спать укладывался на другом от Бранки конце лагеря, все силы прилагал, чтобы случайно не встретиться во время переходов или отдыха дневного… а вот она подъехала — и он даже попытки не сделал разойтись в стороны. Послал коня рядом, словно так и надо. А надо-то отъехать подальше и думать о ней поменьше, смотреть на нее поменьше, не то что говорить, потому что с каждым сказанным словом — все крепче и крепче становятся невидимые, но физически ощутимые нити между ним и этой девчонкой-дикаркой — нити, первая из которых протянулась, когда он вытащил ее из подпола в залитой кровью комнате лесного логовища… Страшные нити, потому что Гоймир — его друг, который прикрепил им самим нарисованный портрет этой девчонки на борту коча.
— Йой, буду сей час! — оживленно сказала Бранка. — Там вон вижу — трехродная моя, перевидеться надо! — И она направила коня в сторону.
Олег проводил ее бездумным взглядом — и пошевелился в седле лишь когда кто-то прочел рядом, за плечом:
— Isot, ma drue, Isot, m'amie,
En vos ma mort, en vos ma vie!..[38]
Звуки французской речи так удивили Олега, что несколько секунд он таращился, не понимая, кто перед ним, в лицо подъехавшего Йерикки. А тот, чему-то улыбаясь, спросил: