Я иду искать... Книга первая. Воля павших
Шрифт:
Посматривая в сторону тучи, переступая через спящих и досадливо вздыхая, Олег выбрался на край лагеря. Постоял и углубился в лес, решив окунуться в ручей — если не целиком, так хоть головой, чтобы уж проснуться на самом деле. В лесу духота и тишина казались еще тягостнее. Деревья стояли молча, раскинув ветви, словно тоже не могли дождаться грозы. В их молчании была какая-то угроза — Олег почувствовал себя неуютно и остановился на опушке, вглядываясь в затемневшую лесную глубину. Там перемещались тени, корчились, приплясывали, и мальчик отвел глаза — перед грозой баловались уводни, разная пакость наслаждалась напряжением в мире. В такие минуты нечисть и нежить
Скаж схлынул, мерзостишка перестаралась — рассудок подсказал Олегу, что его родных тут быть не может. Но в то же время явственно послышавшийся родной голос всколыхнул другую боль — в душе, боль и тоску. Подобрав увесистый сук, Олег яростно метнул его в тени, процедив:
— Вот вам… — и услышал негромкий стеклянный смех.
Смеялась мавка — почти человеческое существо, девушка с огромными зелеными глазищами на худеньком лице, в Вересковой Долине их не было, Олег только слышал о них. Она сидела в развилке дуба шагах в десяти от Олега, невысоко над землей, смотрела, склонив голову к плечику. Разговаривать мавка не умела, как и вся нелюдь — но была умнее самых умных животных; Олег часто задумывался, что они такое — все эти сказочные для него и обыденные здесь существа. Тупиковая ветвь эволюции? Или еще что-то? Во всяком случае, мавка была безвредной, она просто наслаждалась грозой, но по-доброму.
Олег махнул рукой, мавка замахала в ответ и снова засмеялась своим странным смехом. Потом ловко перескочила на ветки повыше и бесшумно исчезла в листве.
А Олег увидел Йерикку.
Рыжий горец стоял около того самого дуба — обхватив ствол насколько хватало рук и прижавшись лбом к грубой трещиноватой коре — стоял неподвижно, будто сросшись с деревом. Казалось, он спит стоя.
— Эй! — окликнул Олег.
Йерикка вздрогнул, медленно обернулся. Лицо у него было бледным, глаза смотрели непонимающе, словно он впервые увидел Олега или вообще плохо соображал, на каком свете находится. Потом моргнул и как будто узнал друга.
— Это ты… Почему не спишь?
— Тебя ищу, — невесть зачем соврал Олег. — Ты чего с дубами обнимаешься?
— В себя прихожу, — дернул плечами Йерикка. — Мы с Чужим пленного допрашивали.
— А… — Олег осекся и понимающе кивнул: — Ясно… Тошно?
— Ты себе и представить не можешь, — криво перекосил рот Йерикка — это не то что улыбкой, даже усмешкой назвать было нельзя. — До того пакостное дело… Хорошо, дуб помог.
— Дуб? — Олег смерил взглядом почтенное дерево. — Ну конечно… В каком смысле помог?
— Деревья — они живые, — охотно пояснил Йерикка, отряхивая ладони от коры, на них отпечатался ветвистый рисунок. — У них тоже есть Огнива, как у людей, и отдают они ее щедро, надо только уметь попросить и знать, к какому подойти… Хочешь попробовать?
— Я? — удивился Олег. Он готов был поверить, что здешние жители умеют разговаривать с деревьями, но… — А как? У меня не получится.
— Иди сюда. — Йерикка махнул рукой. — Нет, не к этому, я у него и так слишком много забрал, чахнуть начнет, если еще взять… Вот подходящий.
Он подтолкнул Олега к брату-близнецу дуба, возле которого стоял сам, такому же кряжистому, раскидистому и мощному. Олег задрал голову — ему показалось, что из кроны глядят на него спокойно и оценивающе внимательные глаза Дерева.
— Что делать-то? — шепотом спросил мальчик.
— Обними его, — тоже
Чувствуя себя немного глупо, Олег выполнил сказанное. Жесткая кора давила на лоб. Под босую ногу попал корень, стоять оказалось неудобно. И вообще…
…Что-то мягко толкнулось в ладони мальчика. Словно ИЗНУТРИ дерева выросли и прикоснулись к его рукам мягко и дружелюбно другие руки — сильные и добрые. Тук. Тук. Тук. Размеренный пульс отдался в лоб, ровно забился в висках — и Олег понял, что ощущает, как ЖИВЕТ ДЕРЕВО. Странная прозрачная бодрость потоком переливалась из-под коры в тело Олега, в мускулы и мозг, отгоняя неприятные мысли, печаль, усталость, напряжение и даже боль в наколке. Казалось, можно было слышать, как шепчутся в глубине леса деревья, как неслышно спешит за добычей волк в версте отсюда, как озабоченная белка перед грозой не спит на дне своего дупла, поводит носиком, как по корням из земли в ствол дуба переливаются соки — и дерево растет, набирает силу… а вместе с ним набирает силу и растет он, Олег. Это было чудесное чувство — настолько неожиданное и радостное, что Олег негромко засмеялся и тут же сердито обернулся на Йерикку, который тронул его за плечо со словами:
— Хватит, довольно.
— Что это было? — спросил Олег, отстраняясь и потягиваясь — на миг ему почудилось, что он может, приподнявшись на цыпочки, дотянуться пальцами до Ока Ночи.
— Я же сказал — Огнива, — ответил Олегу Йерикка. — Огнива дуба… Но как быстро это у тебя получилось! — недоверчиво добавил горец. — Ты только прикоснулся — и дуб тебе ответил. Я так не могу.
— А я талантливый, — пошутил Олег.
Но Йерикка серьезно ответил:
— Кажется, да. Жаль, что этого не видел Чужой.
— Расскажи ему, — предложил Олег.
Йерикка покачал головой:
— Ушел он… Своей дорогой, а она у нас с ним немного разная.
— А со всеми деревьями так можно? — Олег снова посмотрел на дуб.
— Здесь — да, — кивнул Йерикка. — А на юге они давно уснули… Лучше всех — дуб, Перуново дерево, да жена его — липа. Сосна неплоха. Бук тоже… А вот ель и вяз лучше стороной обходить. Неизвестно, чем они человека наполнить способны. Могут огромную силу дать, а могут и черные мысли вложить в душу. Деревья — они тоже разные, как люди. И тоже в Верье нашей.
— А береза, наверное, лучше всех? — спросил Олег. И удивился, когда Йерикка сердито сказал:
— Мусор эта береза. Она, ольха, да осина.
— А у нас ее русским символом считают, — почему-то обиделся Олег.
Йерикка посмотрел внимательно и тревожно:
— Правда? Это скверно…
— Да чем скверно?! — возмутился Олег. — Красивое дерево!
— Красивое, — согласился Йерикка. — Смертоносное… Любит беду человеческую. Там, на юге, в мертвых городах посмотришь — все развалины березой заросли. На гарях она первая. Доброму лесу подняться не дает. Когда данваны Медведей истребили — березовые рощи вокруг их города поднялись за два года, в рост пошли на людском горе. Ничего доброго из березы не сделаешь, одни дрова. И подходить к ней опасно — влюбит в себя человека и будет из него ЕГО Огниву сосать, как упырь. Вот такой он, твой символ, Вольг… Нет, символ славянский — Дуб, брат наш. Могучий, несокрушимый, вечный. Ветер его не согнет, если уж падает — то в рост, а не на колени… А у тебя что-то очень сильно болело, — безо всякого перехода продолжал Йерикка, — и сейчас все еще болит… — Он примолк, нахмурился, словно вслушиваясь в неслышимое: — Сердце?.. Не-ет… Да перестань ты мне мешать!!!