Я иду к тебе

Озерова Елена

— Да ладно, — сказала Маша. — Обычное дело. Пойдемте наверх, перерыв скоро кончится.

Но Андрес достал бумажник, вынул из него десятидолларовую купюру и подошел к уборщице.

— Видишь эту бумажку? — негромко сказал он, сунув десять долларов ей под нос.

Тетка от неожиданности растерялась:

— Вижу…

— Так вот, — голос Андреса был ровен и спокоен, — если хочешь ее получить, встань на колени и скажи: «Пожалуйста, извините меня за мое хамство».

Тетка оторопело смотрела на него.

— Андрес,

прошу вас, не надо, — поморщилась Маша. Эта сцена была ей глубоко неприятна.

— Ну, — поторопил Андрес, не обращая никакого внимания на Машин протест, — Ну? Я жду. Или вам не подходит мое предложение?

Он сделал движение, чтобы убрать купюру обратно в бумажник. Тетка поспешно бухнулась на колени:

— Повтори, чего говорить-то?

Андрес повторил.

— Ивини меня за хамство, — торопливо проговорила тетка.

— Пожалуйста, — многозначительно добавил Андрес.

— Пожалуйста, — послушно повторила она и жадно протянула руку за бумажкой.

Но Андрес не торопился. Он снова достал бумажник, вынул из него еще пять долларов и сказал:

— А теперь ползи на коленях к девушке. Подползешь — получишь все сразу.

— Андрес, не надо! — возмутилась Маша.

Но рыжая тетка, шаркая коленями по полу, проползла те пять-шесть шагов, что отделяли ее от Маши, и протянула руку за деньгами. Андрес вложил в эту отечную руку с облупившимся маникюром пятнадцать долларов и повернулся к своей спутнице:

— Кажется, нам пора в зал.

Но Маша никак не могла прийти в себя:

— Как вы могли?

— Что? — невозмутимо сказал Андрес.

— Как вы могли издеваться над человеком?

Он равнодушно пожал плечами:

— Хамство надо наказывать. И потом — она не человек.

— Как — не человек? А кто же?

Андрес удивленно взглянул на нее и ответил как само собой разумеющееся:

— Обслуга. А обслугу нужно ставить на место.

Маша от таких слов потеряла дар речи. А Андрес взял ее под локоток и повел наверх.

И вот теперь Маша шла и думала: стоит ли Нике знать об этом эпизоде? С одной стороны, стоит: истинная натура этого человека проявилась во всей красе. Он же просто фашист! С таким наслаждением унижать других… Но, с другой стороны, Ника влюблена. А влюбленная Ника не пожелает слушать ничего плохого о своем любимом. Уж Маша-то знала это по опыту! Просто не поверит или решит, что Маша все не так поняла.

Формально Андрес поступил действительно правильно — хамство надо наказывать. Но Машу испугали его глаза. Вернее, то жестокое удовольствие, которым они светились, когда тетка стояла на коленях и униженно протягивала руку за деньгами. Такие глаза Маша уже видела однажды в своей жизни, и это стало одним из самых тяжелых ее воспоминаний.

В отличие от Ники Маша успела побывать замужем. Брак ее нельзя было назвать несчастным: Игорь был милым мальчиком, только что закончившим архитектурный институт и полным всяческих

надежд и проектов относительно их будущей жизни. Именно Игорь устроил Машу на курсы визажистов, а потом нашел ей работу на «Мосфильме». Лучше бы он этого не делал!

На «Мосфильме» Машиным начальником был Иван Оленев, признанный царь и бог стилистики. Что он нашел в молоденькой практикантке — непонятно, но через некоторое время Маша заметила, что Оленев оказывает ей предпочтение перед остальными девочками. Но Маша к браку относилась свято — у замужней женщины не должно быть никаких романов.

Однако устоять перед Оленевым было трудно. Он умел найти подход к женщине: задушевные разговоры и маленькие подарки, внимательное отношение к каждой мелочи, паузы в разговоре, исполненные скрытого значения и намека… А Маша была действительно очень молода и совершенно неопытна. Дело кончилось тем, что она влюбилась по уши. Об их романе узнала вся студия, Оленев обещал развестись и жениться на ней. Маша месяца два не ходила — летала как на крыльях.

А потом все кончилось. Пряча глаза, Иван сказал, что ему очень жаль, но он не может оставить жену. «Понимаешь, — говорил он. — Она такая беспомощная, слабая…» — «А я? — не могла понять Маша, — а как же я?» — «А ты — сильная. Ты справишься…»

Маша ушла с работы. От мужа она ушла еще раньше, переселилась к Нике — благо квартира на Беговой была свободна, сама Ника жила тогда у крестного — и никого не хотела видеть. Да что там видеть — жить не хотелось!

Просидев взаперти около месяца, Маша поняла, что еще немного — и она что-нибудь с собой сделает. Тогда она решила еще раз поговорить с Иваном. До сих пор, когда она вспоминает этот разговор, ей делается так тошно, что хочется убежать на край света!

Они встретились в Нескучном саду — Оленев жил неподалеку, на Ленинском, — и долго гуляли по мокрым аллеям.

— Знаешь, — наконец сказала Маша, — ты ошибался. Я совсем не сильная. Я без тебя не могу.

— Нет, — он выразительно посмотрел на нее, — это ты сейчас так думаешь. Машенька, дорогой мой человечек, тебе же еще двадцати нет, а я старый, поживший мужик. Я тебе через год надоем, и ты меня сама бросишь.

— Никогда!

— Ну, не через год, так через пять лет.

— Никогда! — повторила Маша с такой страстью, какой Оленев в ней не ожидал. — Я обещаю тебе. Только поэтому ты от меня отказываешься?

— Машенька, дружочек…

— Поэтому?

Маше казалось, что она все поняла и теперь главное — убедить Ивана в своей любви.

— Хочешь, я встану перед тобой на колени и поклянусь, что всегда буду с тобой?

В его глазах появился странный блеск. Он внимательно посмотрел на нее и повелительно сказал:

— Встань!

И она действительно опустилась на колени и подняла на него глаза, любящие и вопрошающие. То, что она увидела, начисто лишило ее всех иллюзий.