Я иду к тебе
Шрифт:
Ника остановилась. Стоит ли говорить ему, что она знает о существовании Марины? Да нет, какая, в конце концов, теперь разница. Ника теперь была уверена, что Марина не первая ее соперница и не последняя женщина в жизни Кирилла.
Кирилл был в последнем градусе бешенства, но кое-как пытался держать себя в руках.
— То есть ты решила все за нас двоих, — ядовито сказал он. — И эта замечательная перемена произошла за какие-то полторы недели. Потому что когда я уезжал, ты готова была виснуть у меня на шее до конца моих дней!
Ника
— Ты фригидная сучка! Да я бы в жизни с тобой столько не прожил, если бы не твоя квартира! Она меня, видите ли, не любит! Да где ты лучше найдешь? С тобой же в постели холодно, как в Антарктиде. Ты же ничего не можешь, ничего! Теперь я понимаю, почему ты четверть века целкой прожила. Не нашлось желающих об стенку биться! От тебя любой сбежит после первого раза, если, конечно, он мужик, а не импотент!
Ника потрясенно смотрела на него. Вот, оказывается, что он на самом деле думает! Она впилась ногтями в ладонь, чтобы не закричать. Господи, пусть он скорее замолчит и уйдет, уйдет!
Но Кирилл долго задерживаться и не собирался. Выговорившись, он перекинул сумку через плечо и выскочил из вестибюля, хлопнув дверью так, что стекла задрожали. Ника в оцепенении смотрела ему вслед.
Дальше все происходило как в тумане. Сколько Ника просидела на лавочке в вестибюле, она вспомнить не могла. Наверное, достаточно долго, потому что Юля встревожилась и спустилась за ней вниз. Увидев Никино побелевшее лицо, она испугалась:
— Вероника Павловна, что с вами? Вам плохо? Может быть, позвать врача? Я сейчас быстро сбегаю…
— Не надо, — Ника через силу улыбнулась и удержала Юлю за руку, — не надо никуда бежать. Я сейчас… — Ника глубоко вздохнула и поднялась на ноги. Во всем теле была слабость, как от физической перегрузки.
— Ты знаешь, я действительно плохо себя чувствую, — виновато сказала она. — Наверное, нам лучше отменить сегодняшнее занятие.
Юля закивала:
— Конечно-конечно.
— Перенесем на завтра, хорошо? Ты можешь прийти пораньше?
— Когда скажете, Вероника Павловна. — Юля продолжала встревоженно смотреть на нее. — А до дома вы нормально доберетесь? Может быть, машину поймать или проводить вас?
— Ну что ты, Юленька. — Нике стало стыдно и за то, что так распустилась, и за то, что накричала сегодня на Юлю. — Спасибо. Я здесь близко живу, вполне доберусь.
Как в тумане она поднялась на третий этаж, переоделась, взяла сумку и поехала домой. Мелькнула мысль позвонить Маше, — мелькнула и пропала. В этой ситуации ей никто не поможет, только она сама.
Дома она бросила сумку на пол возле вешалки в коридоре, там же скинула куртку и ботинки, прошла в спальню и, не раздеваясь, прямо в джинсах и свитере повалилась на кровать. Вот так бы и лежать, уткнувшись носом в стенку, и никого не видеть, и ни о чем не думать. Только
На улице постепенно стемнело, свет от фонаря за окном бил прямо в глаза, но вставать и зашторивать окна не было сил. Несколько раз звонил телефон, но трубку Ника не поднимала. Сколько она так пролежала — час, два, три? Она потеряла чувство времени. Наконец кто-то бешено затрезвонил в дверь. «Кто бы это мог быть? — без всякого интереса подумала Ника. — Не стану открывать, не хочу». Но в дверь звонили и звонили. Ника сначала зажала уши, но потом, чтобы избавиться от этого трезвона и не перепугать соседей, пришлось встать и пойти к двери. На пороге стояла испуганная Маша:
— Что с тобой, ты жива?
— Ничего со мной, — апатично сказала Ника.
Однако Машина тревога заставила ее встряхнуться. Маша оглядела ее со всех сторон, заметила брошенную как попало сумку и куртку на полу, потом прошла в комнату и зажгла свет.
— И давно ты тут предаешься отчаянию? — сердито спросила она. — Что хоть случилось? Я позвонила тебе на работу, сказали, что тебе стало плохо. Звоню домой — никто не подходит. Я уже Бог знает что передумала… Так по какому поводу вселенская скорбь?
— Ко мне приходил Кирилл. — Нике на глаза навернулись слезы. — Он мне сказал… В общем, теперь я понимаю, почему он… почему я никому не нужна. — Слезы покатились по щекам.
Маша обняла подругу и повела в комнату.
— Ну-ну, не плачь только, мало ли что обиженный мужик скажет! Что он тебе наговорил? Впрочем, подожди рассказывать. Ты небось и не ела ничего с утра? Пошли на кухню, я тебя буду кормить!
Через пятнадцать минут на столе уже красовался омлет с сыром и помидорами и овощной салат. Вкусно пахло свежесваренным кофе, а Ника, рассказывая Маше о разговоре с Кириллом, чувствовала, что наконец успокаивается. Выслушав до конца, Маша скептически посмотрела на подругу:
— И ты ему поверила?
Ника вздохнула:
— Понимаешь, в чем-то он прав. Я всегда чувствовала, что у нас что-то не так… Ну, в постели…
Маша рассердилась:
— Глупая, это не тебе, а ему надо слезы лить. Если в постели, как ты выражаешься, «что-то не так», то виноват в этом в первую очередь мужчина! А в твоем случае — только мужчина. Поскольку он у тебя первый. Откуда, интересно, тебе было набраться опыта?
Ника с надеждой посмотрела на подругу:
— Ты думаешь?
— Уверена! И нечего впадать в такое отчаяние.
Ника опустила голову:
— Ох, все так неловко получилось… Со мной в первый раз такое.
— В общем-то ничего удивительного, — заметила Маша. — Обычный нервный срыв. Ты испереживалась по поводу своего прибалта, а тут Кирилл со всякими дурацкими обвинениями. А кстати, от него никаких известий? — Под «ним» Маша подразумевала Андреса Инфлянскаса.
Ника встрепенулась:
— Ты знаешь, а я ведь сегодня даже не слушала, кто звонил!