Я из ДМ 8

Калинин Алексей

— Приходи сегодня вечером в гости? — потерлась щекой о плечо Кацуми.

— Вечером? — переспросил я задумчиво. — А во сколько?

— Лучше всего к шести часам. Как раз отец вернется из офиса, а мама приготовит ужин.

— К шести, — почесал я головоу. — Ну что же, можно и к шести. Обязательно буду.

— Отлично! Тогда сейчас скину маме смску, чтобы послала слуг на рынок. Кстати, я хочу приготовить особое блюдо, которое тебе должно понравиться.

— Надеюсь, что не рыбу фугу? — пошутил я.

— Ой, а как ты догадался? — удивленно

распахнула глаза Кацуми, а потом рассмеялась. — Да не бледней ты, не бледней. Я пошутила. Нет, это будет не рыба фугу. Я нашла рецепт из далекой России, поэтому тебя будут ждать небольшие кусочки мяса, завернутые в тесто называемые почему-то «хлебные ушки». Похожие на гедза, только не жареные, а вареные.

Я невольно почувствовал, как мои губы растягиваются в улыбке. Неужели меня будут угощать пельменями? Во времена холостяцкой жизни я не одну сотню пакетов заточил, так что могу с большой уверенностью сказать, что знаю о пельменях почти всё.

А также знаю, что ничто так не сближает членов семьи, как лепка пельменей за одним общим столом. Возможно, вы застали то время, когда собирались все вместе и, ряд за рядом, выкладывали белые снаряды еды на противень, застеленный газеткой. Чтобы потом противни выставить на балкон, потому что в морозилке не хватает места.

И во время лепки работа сообща и разговоры обо всём на свете были тем самым моментом единения, который потом в пух и прах разрывали между собой телевизор, ноутбук, телефон… Но пока пельмени лепились — семья была вместе. Семья была заодно.

У меня было всего пару таких моментов в прошлой жизни, когда случалось попадать на лепку. И я был счастлив находиться в кругу друзей, которые меня позвали просто лепить пельмени. Это был какой-то особый ритуал, неторопливое самопознание и соединение родственных душ.

И обязательно был пельмень, в который бухалась ложка красного перца. На счастье! Тот, кому попадался этот пельмень, мог считаться самым счастливым и всё у него должно было сбыться. И вот это ожидание огненного «сюрприза» вносило своеобразную пикантность в откусывание каждого нового пельменя.

А вдруг это он? Вдруг госпожа Удача не обошла меня стороной?

— Кацуми-тян, а можно мне присутствовать при готовке? Обожаю всё необычное и новое, — сказал я. — Я обещаю ничего не испортить. По крайней мере, могу мясо порезать. И зелень покрошить.

Эх, давно я не ел пельешек. Но если не смогу участвовать в приготовлении, то тогда вряд ли пельмени будут приготовлены правильно. Вряд ли японская душа сможет проникнуть во все тонкости готовки этого чудесного блюда…

— Не дело мужчине на кухне болтаться, — нахмурилась Кацуми.

— Да? Тогда ладно. Тогда болтаться не буду. Зафиксируюсь в одном положении, после чего буду раздувать щеки и важно показывать мизинцем на ингредиенты. Но если ты, Кацуми-тян, боишься, что мужчина приготовит эти… «тюленьи ушки»? — я намеренно исказил название пельменей.

— Хлебные ушки, — с улыбкой поправила меня Кацуми.

— Вот-вот, эти самые ушки.

Неужели испугаешься, что тот, кого ты бьешь на песке арены, побьет тебя на исконно женской территории?

Да, я поиграл на струнах женской гордости. Тем более, на струнках гордости аристократа, а от этой игры звук в два раза громче.

— Ты нарываешься на спор? — подняла бровь Кацуми.

— А это очень плохо?

— Это будет очередным позорным моментом в жизни одного белобрысого хинина, — улыбнулась Кацуми.

— Да ладно, у меня в сети этих моментов столько, что даже не передать, — отмахнулся я в ответ.

— Кстати, почему ты не отвечаешь на провокации? Почему не делаешь такие же фейки?

— Потому что я не хочу быть таким же, как они.

— Но это же натуральная война. И с каждым разом всё хуже и хуже. Скоро может дойти до того, что тебя обвинять в противоестественной страсти к животным. Натуральная информационная война.

— Да, это она. И сейчас идет вал против меня. Но если я буду ходить и улыбаться, то это будет лучшим ответом. Пока они занимаются придумыванием способов как можно больше меня уязвить, я тренируюсь. Пока яд проникает в их мозг, заставляя извратить остатки добра в их разуме, я тренируюсь. Когда они начнут ругаться между собой за то — какое лучше новое недоразумение выпустить, я буду тренироваться. И знаешь, Кацуми, подобное поведение всегда побеждает.

— Побеждает?

— Да, побеждает. Я запустил волну антифейковой разоблачения и теперь другие курсанты с радостью разбирают фальшивые фотографии, истории и даже видео. Наградой им служат пакеты со стикерами. Среди них появились даже лидеры, которые обладают чуть ли не всеми пакетами. Тигру пришлось даже взять в помощь троих художников, чтобы успевать отрисовывать новые пакеты.

— Ну а ты?

— А я улыбаюсь и тренируюсь. И это очень злит врагов. Это доводит их до истерики, поверь мне — я знаю о чем говорю. Чем больше они делают фейковых картинок, историй, записей, тем меньше им веры. Тем больше видят низость и ущербность врагов, способных на любую пакость. Зато люди видят мою реакцию, мою стойкость и моё спокойствие — это заставляет их испытывать ко мне по меньшей мере уважение. А там, где идет уважение, недалеко и до симпатии. Так я и перетяну ко дню боя большую часть зрительских душ на свою сторону.

— Коварный ты тип…

— Просто я сижу на берегу реки и жду, пока мимо проплывут трупы моих врагов.

Кацуми улыбнулась и снова потерлась щекой о моё плечо:

— Вот ты какой упертый… Ещё не передумал насчет спора?

— Не надейся соскочить, Кацуми-тян.

— Соскочить? Да я даже слова такого не знаю! Значит, пари?

— Согласен. Если я приготовлю лучше тебя это незнакомое блюдо, то ты споешь для всей семьи. Тем более, что голос у тебя необыкновенно хорош…

— А если приготовлю лучше я, то ты тогда станцуешь, — подмигнула Кацуми. — Да-да, петь ты не очень хорошо умеешь, так что будешь дергать ногами и трясти руками.