Я изменю свою судьбу или месть – блюдо, которое подается холодным
Шрифт:
– Ни с кем не разговаривать, не пугаться, держать себя в руках, ясно?
– Да-да, я всё поняла.
Вера Ивановна никогда не была в таком месте, и когда они пошли по коридору, у неё волосы встали дыбом, от нечеловеческих криков, воя, хохота, раздававшихся из-за закрытых дверей. Она заткнула уши, господи, бедная девочка, в этом аду! Но тут же гнев вытеснил жалость, сама заслужила такую участь, пусть теперь несёт свой крест до конца! А она будет молиться за неё. Наконец, после долгих переходов по этажам и коридорам, они подошли к палате, возле которой дежурил санитар, мужчина крепкого телосложения с угрюмым лицом.
– Ну
– Не знаю, там Лена, – пожал плечами санитар.
Николай Петрович открыл дверь, и они вошли. Люда металась на кровати, глаза её были закрыты, измученное лицо выделялось белым пятном на серой наволочке. Вера Ивановна подошла к кровати:
– Люда, ты меня слышишь?
В это время главврач спросил у медсестры, как она, та ответила, что головка уже показалась и нужно последнее усилие, но девушка так устала, что не может его сделать.
– Мама, – прошептала Люда и открыла глаза. И собрав последние силы, напряглась и вытолкнула плод из себя, и когда раздался крик новорождённого, в мозгу у девушки как будто что-то щёлкнуло, и она вспомнила всё.
– А-а-а, мама я не убивала! Андре-ей! – закричала она.
Медсестра быстро сделала ей укол и девушка вскоре успокоилась. Младенца обмыли, перевязали пуповину, с виду ребёнок был вполне нормален, это была девочка. Николай Петрович что-то прошептал сестре, и она вышла.
– В вашем распоряжении десять минут, – сказал Кольцов и вышел.
– Мама, поверь, я не виновата, это всё они подстроили.
Люда схватила мать за руку, но Вера Ивановна вырвала руку, она не верила ей.
– Если хочешь, напиши дочери записку, ведь ты вряд ли увидишь её. Я выращу её, и постараюсь оградить от мужчин, чтобы не повторила она твою судьбу.
Люда попросила мать, взять у главврача, который стоял за дверью, ручку и бумагу, и когда он дал, написала несколько строк.
– Мама, назови её Настей.
– Хорошо, я буду молиться, за тебя.
Вера Ивановна запеленала крошку в простыню, больше ничего не нашлось, и поднесла к дочери:
– Попрощайся.
Люда сквозь слезы пыталась запечатлеть в своей памяти образ дочери, малютка казалась вполне довольной и пускала пузыри, беззубым ртом. Тут зашёл Николай Петрович:
– Всё, пора, скоро пересмена, нужно быстрее уходить.
Вера Ивановна забрала ребёнка:
– С ней будет всё в порядке, прощай!
И вышла, глотая слезы, даже не поцеловав дочь на прощание, за что все последующие годы кляла себя. Всю дорогу, пока Кольцов вёз её домой, она думала, за что бог так наказал их семью? Люду она вырастила сама, Алексей, отец Люды, погиб сразу после её рождения. Рыболовецкий траулер затонул, попав в сильный шторм, и с тех пор она даже не взглянула на другого мужчину, хотя предложения были, но она решила посвятить свою жизнь дочери.
И правда не знаешь, где упадёшь, ведь были у неё предчувствия, что этот брак плохо закончится. «Не сумела я, уберечь дочь, сумею ли уберечь внучку?» – подумала Вера Ивановна. «Нужно отдать её, я не хочу к ней привязываться, мои помыслы и вся оставшаяся жизнь, теперь принадлежат Господу, но позволить погибать девочке, где-нибудь в детдоме я не могу». Они с Николаем Петровичем доехали до дома. Зашли в квартиру, ребёнок заплакал, Вера Ивановна повернулась:
– Уйдите, пожалуйста. Завтра в семь, я расплачусь с вами,
– Я верю вам, позвоню в половину седьмого. И Николай Петрович пошёл к выходу.
– Подождите! Последний вопрос, скажите, моя дочь выйдет оттуда?
– Определённо, я не могу сказать, – пожал плечами он. – Сейчас, она почти нормальна, рецидив прошёл, она не агрессивна, я бы отпустил её прямо сейчас, дома она бы совсем оправилась. Но, к сожалению, она убийца, и кто знает, что будет дальше, поэтому я не имею права выписать её. Нужно понять первопричину, что толкнуло её на убийство? Каковы мотивы? И почему случился сбой в психике? И скажу больше, ею очень интересуются, там, наверху, и почему-то мне кажется, что они не будут рады, если ваша дочь выйдет на свободу. Понимаете, я скрыл, что Люда беременна, пожалел девочку, не стал назначать ей психотропные лекарства, хотя мне чуть ли, не приказали сделать это. И если об этом узнают, у меня будут большие проблемы. Я думаю в клинике она в большей безопасности, чем на свободе. Я сам буду наблюдать её, и возможно, через какое-то время, когда про неё забудут, она вернётся к вам.
– Спасибо вам доктор, скажите, можно изредка звонить вам?
– Лучше я сам буду держать вас в курсе.
И попрощавшись, Кольцов ушёл. Вера Ивановна покормила ребёнка. «Надо найти кормилицу, не дело кормить из бутылочки, здоровья не будет», – подумала женщина. Уложила внучку, и присев рядом задумалась. Что-то не верилось Вере Ивановне в доброту Кольцова, видно, что деньги тут играли первую роль. «Ну, да Бог с ним, главное девочка, завтра же её определю в хорошие руки»,– решила она.
На следующий день Вера Ивановна с маленькой Настей, запасом пелёнок и молока отправилась к отцу Елисею. Стал он дряхл, но блеска в глазах не утратил. Встретил гостей с радостью, а когда увидел малышку, совсем растаял:
– Матушка, да где ж ты взяла такое чудо? Не уж то сама родила?
Матушка выпучила глаза, и перекрестилась:
– Ты что это, отец, с дуба упал? Внучка это моя, Люда родила в психушке.
Отец Елисей, знал всё о трагедии, случившейся в их семье, и в отличие от матери, жалел Люду.
– Ох, бедная, какие испытания послал ей Господь, что ж теперь делать, то?
Когда Вера Ивановна рассказала ему всё о вчерашних событиях, он в раздумье почесал затылок:
– Ну, с деньгами не проблема, возьмёшь из кубышки, сколько нужно, а девочку куда?
– А если в общину? Многие из них уже отказались от старообрядчества, к православной вере склоняются, и всё благодаря тебе, отец.
– А что? Это мысль, люди там хорошие, и тебя все знают и уважают за то, что ты собралась Белореченский монастырь восстановить, пойдут за тобой люди. Верят в тебя Вера, видишь и имя у тебя такое. Мне тебя сам Господь послал, знаю я, у тебя всё получится, народ исстрадался, нельзя отнимать у людей то, что им необходимо. Ведь Господь, это доброта, любовь и милосердие, а без этого нельзя жить человеку. Скоро возведу тебя в сан, имею на такой случай полномочия, выданные мне архимандритом Наумом, перед тем как расстреляли его коммунисты. Посмотришь, матушка сгинут коммунисты, возродится Россия, всё вернётся на круги своя. Ну ладно, что-то я заболтался, пошли уж, пристраивать твою красавицу.