Я к тебе (не) вернусь
Шрифт:
Я зарываюсь ладошкой в мягкую шерсть и он довольно урчит, откликаясь на эту ласку. Рука утопает в приятной гладкости и мне так сильно хочется забыться, забыть, хотя бы на секунду. Говорят, животные чувствуют боль человека и забирают ее себе. Но моей боли слишком много, чтобы это могло казаться правдой. Хотя с другой стороны, если бы все было так плохо, Себастьян бы тоже остался, ведь так?
Пока я пытаюсь себя утешать глупыми мыслями с одной стороны и сходить с ума от неизвестности с другой, Себастьян стремительно подъезжает к моему дому. Одна
Себастьян подъезжает прямо к двери и с глухим визгом тормозит. Я сразу же щелкаю дверцей и бросаюсь наружу, сильно захлопываю ее за собой и мчусь к входу.
Я не оглядываюсь, чтобы просмотреть идёт ли он следом. Почти все мои мысли переключаются к дочери и я с бесперебойным, тревожным биением сердца врываюсь в дом.
Слух сразу же разрезает дикий детский плач и я, как сумасшедшая, лечу в спальню, едва ли не получая по пути разрыв сердца. Толкаю дверь внутрь и встречаюсь с измученным и встревоженным лицом Мелиссы.
— Она просто рыдает без умолку, — жалобно всхлипывает девушка, ее глаза поблескивают слезами. — Я уже поменяла ей подгузник два раза, укачивала на руках и пыталась отвлечь игрушками, но ничего не помогает, — почти скулит она.
Мои глаза моментально находят кроватку, где захлебывается в рыданиях моя малышка.
— Девочка моя, — я подлетаю к кроватке и подхватываю ее на руки, прижимаю к себе и целую, целую, целую.
Плач не утихает, она рыдает так сильно, что у меня почти закладывает уши. Слезы моментально наворачиваются на глаза и мое сердце буквально разрывается пополам от боли.
— Сейчас, моя маленькая, — я судорожно дёргаю футболку вверх, не с первого раза сумев выполнить это элементарное действие. Мои руки дрожат, ноги едва держатся, все мое тело, словно опасная мина, готовая взорваться от любого неверного шага.
Опускаюсь на кровать и приспускаю чашечку бюстгальтера, прикладывая ребенка к груди, но она не сразу понимает. Мия крутит головкой, горько рыдая, и я пытаюсь снова, поднося ее губами прямо к соску. На этот раз она находит связь, затихает и впивается так жадно, словно не ела целый день.
Душа мечется от боли, а грудь душат собственные слёзы.
Мой ребенок голодный и захлебывается в болезненных рыданиях. Что ж я за мать такая?
Всхлипнув, я утираю мокрые от слёз щёчки моей принцессы и не выдерживаю, ощущая, как по лицу скатываются влажные дорожки. Она кушает долго и жадно, не отлепляясь от меня ни на секунду.
Не знаю в какой момент я замечаю, что Мелисса ушла и я осталась одна в комнате. Мия засыпает с соском во рту, ее дыхание выравнивается и она начинает мягко сопеть. Я осторожно убираю от нее грудь, поправляю одежду и прижимаю ее к себе, не желая ни на секунду никуда отпускать.
Ещё несколько часов назад я умирала от предательства, а сейчас готова добровольно умереть, лишь бы Раян выжил. Я готова простить все что угодно, только
Вот только проходит один час, за ним второй и третий, но так ничего и не происходит. На улице начинает темнеть, сумерки склоняются к горизонту и темнота неумолимо поглащает свет, двигая время к непроглядной ночи. А Раяна все так же нет.
— Папа вернётся, — в отчаянии шепчу я и прижимаю дочь к себе крепче, ощущая, как слёзы льдинками капают вниз. — Папа обязательно вернётся.
* * *
Крохотное постукивание веток по стеклу вырывает меня из сна. Я открываю глаза и мое сердце сразу же сжимается, оплетаясь осознанием реальности. Рядом под боком спит моя малышка, за спиной слышится тихое, глубокое дыхание Мелиссы. Мия слишком утомила ее, но она до последнего не оставляла мою девочку.
Мы обе уснули, и я даже сама не поняла, когда это случилось. Наверное, пережитый стресс слишком остро отложился на корках сознания и сон — оказался единственной защитной реакцией организма от боли. На улице глубокая ночь, ветер качает ветки деревьев за окном, в доме по прежнему загробная тишина.
Я поделилась с Мелиссой тем, что рассказал мне Дориан. Ее осунувшееся лицо и глубокая тоска в глазах едва не захлестнули меня. Наши мужчины в опасности и сейчас мы — это все, что есть друг у друга. Наверное, только это и моя маленькая девочка помогают мне держаться на плаву.
Мягкий, совсем призрачный звук, словно лёгкий толчок в плечо, заставляет напрячься все мои нервные окончания. Я хватаю ртом вдох и поднимаю голову, не понимая, почудилось ли мне это.
Дальнейшая тишина только подтверждает, но этого оказалось достаточно, чтобы растормошить мое сердце и сознание с новой силой.
Я поднимаюсь с кровати, беру дочь и укладываю ее в кроватку. Она не просыпается, слишком утомилась моя девочка. Мелисса издает протяжный вдох и ерзает по кровати, а затем вновь сглаживает дыхание, погружаясь в дальнейший сон.
Только мое внимание уже не там. Я смотрю в дверь и не верю своим глазам, видя засветившуюся тонкую полоску света под выемкой. В горле сухо, как в пустыне, сердце грохочет так сильно, словно хочет разорвать грудную клетку.
Я еле справляюсь с шоком и рвано отрываюсь от места, усиленно дергая ручку двери. Не успеваю вылететь из спальни, ноги тормозят и глаза ошеломленно впиваются в увиденное.
В гостиной горит свет, и возле входной двери, оперевшись к стене, стоит Дориан. Без фуражки, с помятыми волосами и формой, с его лба краснеет засохшими потеками кровь, из груди вылетает тяжёлое дыхание.
Наши взгляды встречаются, и по всему моему телу бьёт лихорадочный пульс.
— Дориан, — его имя с губ срывается, как отчаянная надежда.
Но почему он вернулся один?
Усталый, глубоко тоскливый взгляд проникает в мои глаза, отвечая на мой вопрос, и я чувствую ледяной озноб, что струится по позвоночнику.