Я Кирпич
Шрифт:
— По местам, экипаж! Двинулись!
Можно было, конечно, и такси, по рассветному городу быстро бы домчали, но — пусть на крыльях, быстрее и эффектнее, жаль смотреть некому! Букач я взял к себе, летела за пазухой, один хоботок наружу, Маша (бесчувственная, но живая!) у меня на руках, а Мор на своих двоих. На этот раз я не спешил в полете, и он не отставал.
Продавленную в двух местах тахту-полуторку я заменять не стал, просто, без хитростей, подправил, выровнял, очистил от сора, живого и не живого, а вот белье новое застелил — но тоже без выдумок, обычного хорошего человеческого качества,
Маша лежит передо мною — голая, медленно дышит, глаза пока закрыты, руки на груди, худенькие такие… Кольцо на безымянном пальце правой руки, но не обручальное. Проклятая жизнь — что она с нею сделала! В корнях крашеных волос уже седина угадывается, под глазами желтые круги, на лбу морщины, самые натуральные морщины! Раньше волосы у нее были каштановые, длинные, а теперь стрижка и цвет не пойми какой… Грудь… это мы подправим, это запросто, безо всяких силиконов… И остальное тоже.
А все равно она — Маша! И я ее люблю, и прежнюю, и такую! Сейчас у меня даже намека нет на какое-либо сексуальное чувство к несчастной голой женщине, и вовсе не потому, что она постарела и подурнела, и была на волосок от смерти! А потому что сердце мое полно радости, жалости и любви, и в эти оглушительные секунды нет в нем места ни для чего иного… Но близок час, оно по любому освободится, обязательно освободится, я знаю! Начнем? Давай, брат Кирпич, сколько можно в черепаху играть, не терпится уже!
Для начала я сбросил с нее кусочек возраста, пять лет. Мог бы и десять, а может, так и сделаю, но — чуть позже, а в данный момент сие было бы неправильно! Пять лет долой! Ого, как это много, оказывается! Эпиляцию… почти не требуется, но пусть будет эпиляция. Под мышками обязательно, а вот здесь хохолок оставим, в память о прежних ее вкусах! Грудь… Да, поставим покруче, но размер пусть прежний остается, не в размерах счастье, а мы не в Голливуде. Волосы… Седину — н-на фиг! До единого волоска! Волосы — в прежний цвет, но подбавим в них силы и здоровья! Захочет что-то иное — сделаем в лучшем виде! Маша, я буду твой личный куафер! Кровь? Очень хорошо, раз так, но все равно подправим до «отлично». Она курила… Н-на фиг! Смело и беспощадно вторгаемся глубоко в личность… как тогда с пьянчужкой Галей… И легкие тоже очистим, а то несправедливо получается: голова и личность свободны от курева, а легкие с бронхами по-прежнему в смолах!..
Зубы… По высшему разряду! Чтобы — уххх! Но не перебарщивать… о!.. прекрасно.
Цвет лица… под стать зубам, но тоже без гламурного глянца, естественно-здоровый, без шрамиков, рытвинок, угрей, прыщей… да и родинки уберем. Главное, чтобы она себя в зеркале узнала, а то половина всего эффекта пропадет. Она — должна быть она самая, но не такая, как пять минут назад, а чтобы как в мечтах. Мастером по воплощению мечт и грез в действительность я не являюсь, курсов не заканчивал, но для нас, для меня и для Машенции — попробую.
— Попррробую! Да, Морка? Вы с Букач хотя бы первые минуты-часы невидимками побудете, а потом уж я вас обоих представлю: Мора во второй раз, а тебя, крохель, впервые. Не робей, Букач, Маша хорошая! Маша очень хорошая, просто лучше всех на свете!
Что еще? А, руки, ногти… Ногти оставим такими, как есть, чтобы ей было где покуражиться
Туника… Подлинный шелк, подлинный Китай, не ларьковый, из самого Поднебесья. Трусы. М-м-м… наверное, надо. Пусть будут, снять — дело секунды. И никаких лифчиков — зачем, с такой-то грудью!? В смысле — не потому что маленькая, а совершенная и высокая!
Я чуть было уже не разбудил ее, но спохватился и подбежал к зеркалу. Как!? Вот — как она смогла меня узнать в этом гнусном рыжеволосом типе??? По глазам, что ли? Нет, вообще-то говоря, за последние года три-четыре-пять сходство проклюнулось, очевидно, явно, что прибавилось сходства со мною прежним, но все равно…
Зубы чистые? Теперь чистые. Лицо умытое — да. И причешемся! И будим Машу! Стоп! Пусть все ненужное накопленное в ее организме исчезнет. И… и… да, за едой вместе сходим.
— Маша, ау. Машенция, проснись! Утро на дворе! Я по тебе соскучился!
Ресницы задрожали… и глаза открылись. О ресницах-то я совсем забыл, но они у нее и без того шикарные!.. Зрачки сфокусировались на мне и вдруг расплылись во всю радужную оболочку, закатились под лоб. Глубокий обморок. Блин, вот уж чего не ожидал! И смех, и грех! Ладно… как бы это правильно пожелать… чтобы не нарушать… чтобы личность оставалась прежняя, но чтобы…
Аккуратненько. Осторожненько. Так!..
— Маша! Машук, хватит спать. С добрым утром!
И опять ресницы задрожали, ровные такие, длинные и мохнатые… И опять ее взгляд сфокусировался на мне и… И опять неожиданность, опять непредвиденная реакция! Маша не говоря ни слова и не отводя от меня взор, села на кровати, потом вдруг дернула на себя одеяло и юркнула под него, сжавшись в маленький комочек… от Букач, что ли заразилась в такие прятки играть… И лежит. А я стою на коленях у тахты и тоже молча туплю. У самого слезы в глазах стоят, а самого смех разбирает!
Через пару секунд сиреневый цветочек на краю одеяла зашевелился и оттуда блеск на мокром месте — правый глаз на меня смотрит. Оп! — и опять задернула одеяло!..
— Диня!.. Это ты!?
— Я, конечно, кто еще? Ты давай, до свидания из-под одеяла, а то мне тебя не слышно и не видно! Ну, Машенция!
Одеяло рывком улетело противоположную от меня сторону, аж за пределы тахты, а Маша опять села. Руки в кулачки сжаты, подбородок подбирают, вся дрожит, но голос ясный даже сквозь слезы.
— Диня, это точно ты? Это что, так выглядит рай? Я умерла, да?
— Нет, оба живы, и, насколько я понимаю, оба на этом свете. Оба земляне, если тебе это интересно.
И вот здесь я уже обрел предугаданное в полном объеме: в два энергичных рывка подтянулась поближе, свалилась с тахты прямо ко мне в объятия и разрыдалась!
Честно сказать, я тоже плакал, несмотря на то, что мужчина и супермен, и что на меня домочадцы смотрят своими неморгающими чернобагровыми глазками… Не удержать было слез, и, если уж совсем-совсем честно, я даже не очень этого стыдился…