Я – Кирпич

О'Санчес

– Так, говоришь, ясен след, не испарится никуда, пока мы тут завтракаем?

– Ясен, о Великий! Никуда не денется, в этакую-то луну! Пока молодик не состарится – все след будет!

– Молодик – это что, полумесяц, типа?

– Да, о Великий!

– Хорошо. Давай-ка, поближе, я тебе тоже подбавлю…

Мне уже стало привычно усилием воли как бы «впрыскивать» в Букач капельку своей ментальной мощи, достаточно ладонь на нее возложить и… Это почти как с Лентою, только неизмеримо легче: захотел – впрыснул, захотел…. не бойся, не бойся! Пугливая такая, блин! Не обижу, не выпью тебя.

– Как ты добр, о Великий!

– Нормально так, хорошо?

– Да, о Великий! Да!

Похоже, Букач в полном восторге от моего скромного

подарка, вот, мне бы кто-нибудь бескорыстного счастья добавлял мановением руки! Надо будет взять с собою кастет и нож, так, на всякий-провсякий. Главный расчет в возможных разборках, конечно же, на мою свежеиспеченную магию, но и подстраховка не повредит. В свете минувших недель моей новой жизни, после всех этих бурных событий с крысами и взломщиками, внутренний голос уверяет меня: особых нравственных проблем не возникнет, если понадобится применить в деле нож или кастет, или даже ствол, которого у меня пока не имеется. Еще уметь бы всем этим пользоваться!

Ткнул пальцами, чтобы почесать бедро под джинсовым карманом и нащупал круглое твердое плоское… незнакомое… А! Это же моя сиринга в лепешку! Ну-ка!.. Добыл я серебряный кругляш и, преодолев секундное замешательство, неуверенность, так сказать, в себе, повелел этой лепешке превратиться опять в сирингу. А поскольку неуверенность все же таки была, то я свое желание произнес вслух.

– Хочу, чтобы сия лепешка вновь стала сирингой!..

Получилось как в мультфильмах или в сказочных блокбастерах со спецэффектами: неуловимо быстрая трансформация превратила эту лепешку на моей ладони в трубочку, я даже изменения центра тяжести в предмете прочувствовать толком не сумел! Поднес к губам, дунул! Надо же, а когда звуки непосредственно извлекаешь, а не слушаешь с носителя, типа диктофон, то совсем иное восприятие: звуки вроде бы и те же, но в них опять магия пульсирует, на душу, на эмоции воздействует! Хочется играть еще и еще… Стоп.

– Ты чего, Букач? Я смотрю – ты у нас эмоционально незрелый элемент, очень уж быстры у тебя переходы от восторгов к ужасам. Всё, всё, я перестал играть, собираться нам пора. И дудку я с собою возьму. Вот этот вот жилетик накину, поскольку на улице плюс четырнадцать, а во внутренний карман дудочку… Ты в планшетке поедешь, пассажиром, в стороне от сиринги. Не против?

– Как прикажешь, о Великий!

– Да уж прикажу… хотя толку-то от моих к тебе приказов… Следы я сам постараюсь распутать-прочитать, подобно Чингачгуку, а ты будешь корректировать… будешь поправлять, если тебе покажется, что я сбился с направления или встал не на тот след. Понятно? Это важно.

– Да, о Великий, понятно! Как ты мудр!

Неожиданно холоден был день, не по-июльски промозгл. Мимолетное побуждение, вызванное то ли трусостью моей, то ли робостью, то ли малодушием, позвало меня к метро, чтобы вместо хождений по неведомому следу ехать на Васильевский, чтобы там, типа, все проверить и убедиться… В чем я должен там убеждаться? Дэви-то здесь жила, в главной моей резиденции. Не надо трусить, Кирпичино, поздно уже робеть и малодушничать.

На ногах у меня серо-зеленые бутсы, не совсем, правда, летние, но достаточно твердые, чтобы ими пинаться в ближнем бою, если возникнет в том надобность, и достаточно удобные, чтобы ходить-бежать на большие расстояния; нож у меня в ножнах, в левом внутреннем кармане жилетки, рядом с сирингой, кастет – в правом, такой же потайном. Под жилетку я пододел красную рубашку в круглую клетку на кнопках, джинсовые штаны выбрал попросторнее, с провисами, со свободным доступом в карманы, в каждый из которых сунул несколько разномастных купюр, помельче и повесомее. На левом плече висит планшетка, в планшетке сидит Букач… Смирно сидит, значит, замечаний не имеет, значит, я пока все следы и знаки правильно вижу.

Сразу вспомнилась та машина во дворе, что привлекла мое внимание в предыдущую ночь, когда я с крылечка спускался. Эта была БМВ красного цвета, в оттенке я не уверен, потому что в

ночной полумгле можно легко спутать – к примеру вишневый с малиновым… Почему-то мне тогда показалось, что двое сидящих в ней пассажиров разнополы, он и она… По следам-пятнам ведущим к месту стоянки я этого определить не смог.

– А ты, Букач, можешь сказать, какого они были пола?

– Нет, о Великий, не ведаю по следу-то, не гневайся!

– Не буду. Впрочем, это пока не важно. Главное, чтобы нам с тобой ноги не сбить, пешком их преследуя: а ну, как в Сосновую поляну следы ведут?

Так я пугал себя и Букач, а сам шел по тротуару вдоль проезжей части, держа колдовским взглядом серо-зеленый след моих грабителей-похитителей: был он не широк и не четок очертаниями, но ясно виден, словно мешок с грязью по дороге волоком тащили.

Ни о какой Сосновой поляне, конечно же, беспокоиться не пришлось: следы вели по проспекту Испытателей прямехонько к Комендантской площади… Так то оно так, но моя радость-предвкушение недолгого пути слегка поугасли, когда следы, сделав полукруг, по периметру площади, вывернули на Комендантский проспект: за город увезли! Блин!..

Букач шелохнулась беспокойно – и я опомнился: да хоть на Луну, длинная трасса не повод для истерик. День хорош: солнышко веселое, с прохладным ветерком, без пекла, все тучи на небе порваны в небольшие светлые клочья, Зефир почти без остатка выдул автомобильные миазмы на восток, в сторону Коломяг, так что буду весело шагать, пока идется, если же на загородную трассу след поведет – мотор возьму, как-нибудь заклеим, на паях с дрессированной волшебницей Букач, разум таксисту, чтобы не любопытствовал, какого хрена я высматриваю на пустой проезжей части… Заодно постараюсь унять страх перед возможными встречами и разборками и попробую привыкнуть к мысли, что всего этого не миновать.

Левая бутца моя стала противно почавкивать-прискрипывать при каждом шаге, это я жвачку на рифленую подошву подцепил… видимо, сдвоенную или строенную порцайку жовки… Прочь, прочь, сволочь, отлепись!.. Это я так повелел мысленно.

И отлепилась, сделав мой левый полушаг столь же мягким и бесшумным, как правый. Вот, говорят: шаг левой, шаг правой! Я даже спорить ни с кем не собираюсь по данному поводу, но, не отвергая общепринятых правил языка, давно решил про себя, что настоящий полный шаг, это комплект: левой шагнул и правой. А когда только одной ногой шагнул, а другую к ней подтянул, рядом приставил – зову это дело шажок. Чем бы еще таким отвлечься… Здорово подозреваю, что пустить в ход нож для меня будет не менее стрёмно, чем оказаться лицом к лицу с грабителями… Вот бы одной волшбой обойтись… Хотя, если ту выпитую крысу вспомнить – тоже, как-то так… недухоподъемно… Короче, как шваркну в лоб кастетом!.. Ой, нет, блин, сие аналогичная гадость… лучше бы не надо и этого…

Я свое детство не то чтобы смутно помню, но как бы кусками: что-то в тумане, что-то поярче, что-то очень ясно вспоминается, но через силу, наперекор моему желанию забыть к чертовой матери… аммиачный запах простыней, к примеру, в нашей общей спальне… Четко помню, что большая часть ночного времени, свободного ото сна и хулиганства, проходила в мечтах… но вот о чем именно мечталось?.. Это более смутно… и о волшебстве мультяшного толка, и о любви… Да, что-то такое, обычное детское, но если сами эти мечты почти забылись, то, вот, ощущение от них закрепилось в душе и в памяти навсегда: были они безоблачные, эти мечтания, были они полны радости и свободны от подвигов мучительного преодоления… Попробуй-ка сейчас помечтать так, чтобы одна чистая радость!.. Хрена-с!.. Тут и в реальности не хватает духу вдоволь радоваться. Я теперь, типа колдун-волшебник, пой, веселись, а вместо этого на душе одна гроза другую сменяет, ливень закончился – град пошел, и все это гололед среди ухабов! То же и с мечтами – все как в блокбастерах: только намечтаешь себе любовь и миллиард, как откуда ни возьмись злобыри и невзгоды фантазируются, и снова их преодолевать…