Я - Кукла. Сборник повестей

Кукаркин Евгений

Она глядела мне в глаза и молила, чтобы я не нарушил её очарование любви.

— Мила, подскажи, пожалуйста, мне — иностранцу. В этой стране, у вас девушки, когда-нибудь выходят замуж?

Мила засмеялась, в ней исчезло напряжение глаз и она обвила меня руками. Я присел, подсадил её на руку и понес по комнатам. Мне впервые на душе было спокойно и тепло. Новая, другая жизнь наваливалась на меня. Появилось что- то такое, ради чего нужно жить и жить.

А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?

ПРОЛОГ

Я —

заключенный. Сижу в колонии строгого режима вместе со всякими подонками, полуподонками и, искалеченными душой, нормальными людьми и считаю дни до выхода на волю. Местная сволочь, долго пыталась разобраться за что я сижу. Наконец, решив, что я отравитель, сделала мне для начала «темную», а потом отстала, так как таких заключенных, которые отправили на тот свет многих граждан СССР, здесь полно.

Здесь я — лошадь, это значит- вся грязная работа достается париям колонии, таким отходам, как я. Здесь есть и элитная погань, которой достаются привилегированные рабочие места и деньги с ободранных лошадей.

Наступила весна и на ржавой траве газонов появились первые пятна зелени. На чахлых деревцах вдоль казармы, почки еле-еле пробивались на ветках, а на душе было муторно. Весна не приносила радости. В это утро меня вызвали к начальнику колонии. Я шел, роясь в памяти, какие огрехи мог совершить, за какие провинности меня может наказать начальство и почему так рано.

В кабинете полковника сидело трое: сам полковник — начальник колонии, издерганная жизнью и пьянством личность; хорошо одетый, с большой породистой физиономией и холеной кожей, неизвестный мне гражданин; последний был… Рабинович, да, да, сам доктор медицинских наук, член корреспондент академии наук гражданин Рабинович.

Я доложил, как положено, что явился номер такой-то и застыл в ожидании.

Все трое уставились на меня, как на привидение и пауза затянулась уж больно долго. Первый начал полковник.

— С вам хотели поговорить эти товарищи из Москвы.

Он кивнул головой в сторону прибывших и продолжал.

— Я вас покину, мне нужно на рапорт, а вы поговорите без меня.

Полковник встал, натянул на лысую голову фуражку и вышел.

— Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Николаевич. — запел Рабинович — Вот мы опять встретились. Как видите, я вас не забываю и ради этой встречи, оторвался от родных пеннат и явился сюда. Хочу вас представить. Генерал Федотов Андрей Иванович из комитета государственной безопасности.

Гражданский кивнул головой, продолжая пристально рассматривать меня.

— Генерал Федотов очень хотел поговорить с вами. Андрей Иванович, — обратился он к генералу — пожалуйста, начинайте.

— Виктор Иванович, я внимательно изучил ваше дело и у меня появилось несколько вопросов. Я знаю, что девочка Катя и гражданка Климович — живы, после введенных вами препаратов. Перед отъездом сюда, мы обследовали их еще раз и убедились, что они здоровы. Но как вы считаете, почему произошел прокол с Андреем? Геннадий Рувимович, — генерал повернулся к Рабиновичу —

предполагает, что ваш препарат несовершенен, требует доработки. Поэтому и произошел несчастный случай. Так ли это?

— Нет, не так. Препарат не требует доработки.

— Тогда в чем дело?

— Дело в его изготовлении. Я допустил маленькую неточность.

— Вы не скажете, какую?

— Нет.

Мы помолчали. Эту паузу прервал Рабинович.

— Виктор Николаевич, — заблеял он опять — мы исследовали ваш препарат, после того, как Андрей умер, и нашли, что он полностью не пригоден для людей. Подопытные крысы, сдохли через день.

— Гражданин Рабинович, я еще раз повторяю вам, тоже я говорил на суде. Срок хранения препарата — два часа. И какие бы вы исследования не делали, результатов не будет.

— Вы можете дать гарантию, что действие вашего препарата больше не приведет к жертвам? — спросил генерал.

— Нет. Здесь много объективных причин. Самая первая, это состояние пациента. Первоначально, надо провести строгий, клинический анализ и на его основе делать дозировку препарата.

— А как же Катя, Климович, Андрей?

— Я ввел поправки в препарат для каждого.

Генерал встал и подошел к затянутому решеткой окну. Он вынул сигарету и закурил. Инициативу перехватил Рабинович.

— Вы считаете, что ваш препарат влияет на последовательность нуклеотидов и те, наоборот, отключают деятельность активного гена?

— Да, так.

— Но это абсурд, Виктор Николаевич.

— Я не буду спорить сейчас с вами. Я в колонии, а не на диспуте.

Мы опять замолчали. Наконец, генерал кончил курить и вернулся к столу.

— Виктор Николаевич, что если мы вам предложим лабораторию?

— Здесь?

Я взглянул на него с удивлением.

— Нет в Москве.

— На каких условиях?

— Мы вас освобождаем, даем квартиру в Москве, деньги, помещение, людей, оборудование. Курировать вас будет КГБ и Академия Наук.

— В лице доктора Рабиновича? — прервал его я.

— И Геннадия Рувимовича в том числе.

— Я согласен на все, кроме последнего. Курировать КГБ, пожалуйста, но только не Академия Наук с Геннадий Рувимовичем, в том числе.

— Ну вот, я говорил вам Андрей Николаевич, — снова заблеял Рабинович — что он не признает никаких направлений в науке. У нас ведутся работы с онкогеном, мы уже ворвались в область трансформации ДНК, а товарищ Воробьев нахимичил препарат и будьте здоровы — решил все проблемы. Это шарлатанство в науке.

— А как же Катя и Климович? — спросил генерал.

— Это случайность. Это объяснить можно тем, что они имели иммунитет к размножению клетки и препарат Воробьева, только подтолкнул и усилил иммунитет.

— Значит все-таки спас?

— Можно считать, да. Но это не препарат для лечения.

— А вы как думаете Виктор Николаевич?

— Я думаю, наоборот. Препарат для лечения.

— Ну что ж, — подвел итог генерал — Мы принимаем ваши условия, Виктор Николаевич.

Рабинович с возмущением всплеснул руками.