Я лечил Сталина: из секретных архивов СССР
Шрифт:
Еще до моего переезда в Москву разразилась история с открытием препарата от рака Клюевой и Роскина [173] . Клюева - хорошенькая женщина, талантливый микробиолог; ее доклад на Ревматологическом международном конгрессе на тему о стрептококковой этиологии болезни, сделанный к тому же на хорошем французском языке интересной молодой особой, отлично одетой и обутой, запомнили все присутствовавшие. Роскин - красивый мужчина, брюнет, похож больше не на ученого, а на актера или раввина, также профессор. Их препарат якобы приводил к обратному развитию ряда опухолей у мелких животных. Клиническая проверка была предпринята некоторыми онкологами-хирургами, в том числе моим однокурсником Нисневичем, бородачом Святухиным и прочими сомнительными личностями. Было объявлено, что новый препарат излечивает рак. Имена ученых-новаторов попали в официальные партийные документы. Средство должно было прославить советскую науку, страну социализма, Оно не должно было быть преждевременно передано за границу. И вот академик-секретарь Академии и бывший замминистра здравоохранения по науке профессор В. В. Парин [174] во время своего пребывания в Соединенных Штатах сообщил об этом открытии на научном собрании. Он желал, конечно, блеснуть успехами советской науки (из патриотизма). По приезде сразу с аэродрома Парин был доставлен в Кремль, и сам Сталин заявил ему: «За сколько сребреников вы продали Родину?»
173
Клюева Нина Георгиевна (1898-1971) - микробиолог, член-корреспондент Академии медицинских наук СССР; Роскин Григорий Иосифович (1892-1964) - биолог, специалист в области цитологии и протозоологии, ученик Н. К. Кольцова, профессор МГУ. С 1931 года Роскин и Клюева изучали действие экстракта из клеток трипаносомы (Trypanosoma cruzi) на рост опухолевых клеток у животных. В 1946 году они сделали доклад о действии препарата, названного ими «круцин» (по первым буквам имен разработчиков). Вначале их деятельность получила поддержку руководства СССР, однако затем Клюева и Роскин были подвергнуты «суду чести». В настоящее время ряд ученых на Западе признает значение открытия Клюевой и Роскина.
174
Парин Василий Васильевич (1903-1971) - советский физиолог, академик АН СССР и АМН СССР. В 1942-1945 годы - заместитель наркома здравоохранения СССР. Один из учредителей АМН СССР и ее первый академик-секретарь. Подвергся репрессиям: в 1947 году после возвращения из командировки в США арестован как американский шпион, в 1948 году освобожден, в 1955 году реабилитирован. В 1963-1966 годы - вице-президент АМН СССР, С 1960 по 1965 год - директор института нормальной и патологической физиологии АМН СССР, с 1965 по 1969 год - директор института медико-биологических проблем Минздрава СССР.
Новаторы в области лечения бывали разного уровня. В такой роли выступали, например, довольно видные ученые или, по крайней мере, конструкторы, не имевшие медицинского образования, но воображавшие, что физика, техника, химия (точные науки) сами могут создать средства от болезней, а врачи пусть их применяют. Таково было предложение об аэротерапии, лечении содовыми ваннами (одно время сода из московских аптек, лабораторий и прачечных исчезла, так как все старики и старухи стали купаться в содовой воде, чтобы помолодеть), машинами, испускающими лучи или создающими вибрацию, и т. п. Дельные, вероятно, в своей специальности люди, вроде Никулина (академик!), назойливо, даже нахально, навязывали свои методы, всякую чушь.
Другая категория новаторов - темные личности, жучки, иной раз с врачебным или фельдшерским дипломом, но чаще без оного. Они предлагали средства от гипертонии, склероза, от туберкулеза, от бронхиальной астмы, а особенно от рака. Нелепость этих предложений была очевидна, но нельзя было просто сказать об этом. Новаторы были признаны свыше, им покровительствовали, их даже противопоставляли «бюрократической», «консервативной» академической науке, в критических ответах медицинских специалистов видели кастовость, зажим инициативы, барское пренебрежение к народным талантам (ведь и вся ваша медицинская наука вышла из народной медицины - хорошенько проверьте и не фыркайте). Поэтому, хочешь не хочешь, надо было проверять, тратить время, занимать никчемным делом сотрудников институтов, а затем писать, писать… Потом, за новаторов заступались. Заступниками выступали министры и особенно видные члены ЦК, у которых якобы были больные жены или родственники жен, излечившиеся новыми способами, тогда как ваша официальная медицина ни черта не помогла - а если защита шарлатанов шла от сотрудников НКВД, то тут уже создавалась политическая ситуация: отклонение предложений было, чего доброго, равносильно измене родине.
Удивительно живуча вера в знахарей среди нашей социалистической «интеллигенции»! Один Таймынский дед чего стоит. Некая немка предложила лечить туберкулез каким-то снадобьем - это в эпоху стрептомицина! Она имела «руку» в Совете министров. В Ленинграде до сих пор лечит рак солями кадмия проходимец, имеющий, правда, некоторое отношение к медицине (жена его - онколог); в его поддержку выступают в печати литераторы (правда, главным образом, женщины - Вера Кетлинская [175] , Коптяева [176] ). Московские артисты лечатся у гомеопатов, гомеопат Мухин имеет богатейшую практику, собрал отличную коллекцию картин Рериха.
175
Кетлинская Вера Казимировна (1906-1976) - русская советская писательница. Лауреат Сталинской премии (1948).
176
Коптяева Антонина Дмитриевна (1909-1991) - русская советская писательница. Лауреат Сталинской премии (1950).
Удивительно живуча вера в знахарей среди нашей социалистической «интеллигенции»!
Наша академия, ее президиум не в состоянии изменить положение. Все зависит ведь от уровня самой медицины. До тех пор пока она не научится лечить еще не поддающиеся излечению болезни, неизбежны знахари или гомеопаты. А как только какое-либо заболевание начинает успешно излечиваться методами научной медицины - об этой ее заслуге забывают, точно ее и не было. В этом отношении показательно восприятие студентов. Начинаешь им расписывать о том, как был страшен, положим, милиарный туберкулез или сепсис до эры антибиотиков - не слушают, считают это литературой: ну, подумаешь, что было, то прошло. Зато публику привлекает хирургия: на воображение действует, как это можно влезть пальцем в сердце и разорвать спайки клапанов, а особенно - как это можно чуть ли не заморозить человека, сделать операцию и потом его оживить. Или экскорпоральное кровообращение, когда сердце заменяется насосами, накачивающими и откачивающими кровь, поступающую больному из жбанов. Публика воспринимает его или как чудо, или как спектакль. Подлинная наука не вызывает эмоций - важна картинность ее результата, действующая на воображение. По крайней мере, так в медицине.
Нормальные ученые, знающие биологию, еще защищали клетку под напором «живого вещества», но вскоре их голос почти заглох
Президиуму много доставляли неудобства теоретические достижения некоторых наших ученых-дилетантов. То является М. М. Невядомский и вытаскивает из кармана пробирку с возбудителем рака (он, может быть, уже стал сумасшедшим?), то мы вынуждены выслушивать безумную старуху Лепешинскую [177] , открывшую «живое вещество». Эта баба-яга, оказывается, - соратница Сталина по партийной работе до революции, она попросила у него поддержки, и было дано «соответствующее указание». Лепешинскую быстро возвели в гении, ввели в Академию, дали специальную лабораторию. Вице-президент
177
Лепешинская Ольга Борисовна (1871-1963) - деятель российского революционного движения, советский биолог, академик АМН СССР. Член РСДРП с 1898 года. Широкую известность в СССР получило обсуждение антинаучной теории О. Б. Лепешинской о новообразовании клеток из бесструктурного «живого вещества». Теория Лепешинской на совместном совещании АН и АМН СССР 1950 года была поддержана всеми выступавшими докладчиками, включая Т. Д. Лысенко. Профессорам медицинских вузов было вменено в обязанность в каждой лекции цитировать учение о «живом веществе». Тем не менее многие советские ученые выступили против антинаучных взглядов Лепешинской.
178
Жуков-Вережников Николай Николаевич (1908-1981) - советский микробиолог, специалист по борьбе с опасными инфекциями, один из создателей живой противочумной вакцины. Академик АМН СССР, лауреат Государственной премии СССР, профессор. В 1947-1950 годы - директор Института экспериментальной биологии АМН СССР.
Нормальные ученые, знающие биологию, еще защищали клетку под напором «живого вещества», но вскоре их голос почти заглох, так как надвинулись грозные события в медицинской науке в виде разгрома «вирховианства» и торжества павловского учения. Несколько позже выяснилось, что исследования Лепешинской - вздор, за границей и до сих пор издеваются над всей этой глупой буффонадой. А Аничков и мы, члены Президиума, должны были помалкивать.
Тогда же появился на сцене Бошьян [179] . Этот преподаватель ветеринарного института объявил об открытии превращения одних микробов в другие. Он доказывал это рядом опытов, которые в дальнейшем были объяснены мошенничеством или невежеством. Тем не менее идея показалась заманчивой, соответствующей принципам диалектики; к тому времени Лысенко уже «ниспроверг» учение об устойчивости видов - и переход одних видов микробов в другие виды казался хорошо подтверждающим правильность мичуринского направления в биологии. Какой поразительный расцвет советской науки в послевоенный период: открыто «живое вещество», разрушена мертвая вульгарно-механистическая догма о клетке, разбиты реакционные разграничения видов в растительном и животном мире, чем раскрыто понимание видовых особенностей, постоянно совершенствующихся под влиянием внешней среды! Как все цельно и идеологически-методологически выдержано! Министр Е. И. Смирнов ликовал: «Бошьян сделал величайшее открытие периода советской медицины, так и можно доложить товарищу Сталину». Всех сомневающихся он разносил по-генеральски, иногда по матушке. Надо отметить, что некоторые микробиологи, недоученные НКВД в свое время, имели смелость публично возражать; в числе их был В. Д. Тимаков, член партии, в будущем - вице-президент АМН.
179
Г. М. Бошьян - биолог-авантюрист. До 1949 года заведовал отделом биохимии и микробиологии Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии (ВИЭВ). В 1949 году выпустил книгу «О природе вирусов и микробов», после чего вскоре стал заведующим секретной лабораторией в НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи АМН СССР (НИИЭМ), получил степень доктора медицинских наук и звание профессора. Основное «открытие» Бошьяна - превращения бактерий в вирусы, вирусов в кристаллы и, наоборот, из кристаллов в вирусы, вирусов в бактерии; Бошьян объявил об установлении ряда других сенсационных фактов. В частности, он утверждал, что бактерии выживают при двукратном автоклавировании при 120 °C, при автоклавировании в серной кислоте, что они не убиваются щелочью и рядом антисептиков, что бактерии зарождаются в лечебных сыворотках и вакцинах, растворах антибиотиков, в гниющих остатках животных и растительных организмов. Уже в 1950 году Бошьян был разоблачен как мошенник, однако его лаборатория просуществовала до 1954 года.
В августе 1948 года, как известно, в Москве состоялась сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук на тему «О положении в биологической науке» с программным докладом Т. Д. Лысенко. Докладчик утверждал, что в биологии имеются две идеологии: реакционное учение вайсманизма-морганизма, отрицающее наследственную передачу приобретенных в течение жизни признаков и объясняющее изменения организмов случайными превращениями «зародышевого вещества» путем самопроизвольных (аутохтонных) мутаций, и учение Мичурина, или «неодарвинизм», по которому приобретенные признаки передаются потомству (если они меняют обмен веществ). Затем в прениях выступило 56 ораторов. Прений, собственно, не было, ибо все знали то, что только в заключительном своем слове преподнес Лысенко: «ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его» (бурные аплодисменты, переходящие в овации, все встают). После чего Жуковский [180] и другие робкие приверженцы классических представлений поспешили пообещать, что они искупят свои вредные заблуждения дальнейшей честной работой.
180
Жуковский Петр Михайлович (1888-1975) - советский биолог, ботаник. Академик ВАСХНИЛ, профессор, лауреат Сталинской премии.
В августе 1948 года, как известно, в Москве состоялась сессия Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук на тему «О положении в биологической науке» с программным докладом Т. Д. Лысенко
Следом за этим последовали отзвуки в медицине. Сперва они касались лишь наследственности. Как по указке, мы все стали смазывать роль этого фактора в развитии заболеваний. Болезни суть следствия воздействий внешней среды. И полно, не абстракция ли гены? Монах Мендель, может быть, годится только для гороха. Не напрасно ли И. П. Павлов поставил этому, как он думал, гениальному человеку памятник около своей лаборатории? Это же схоластика; кто их, собственно, видел (ведь только позже увидели гены как абсолютную материальную реальность). Этот обскурантизм казался прогрессивным: с отменой генов и наследственных болезней мы как бы открывали дорогу профилактике этих болезней. К тому же советская медицина должна ставить перед собой исправление наследственных качеств - как в растениеводстве и животноводстве это уже осуществили Лысенко и его ученики.
Е. И. Смирнов, как увлекающийся министр, ночи напролет в своем кабинете рассуждал на эти темы с первым попавшимся профессором, зашедшим к нему на прием (таков был стиль тогда в партийно-правительственных сферах - работать ночами, покуда не отойдет ко сну товарищ Сталин, обычно в 3 часа ночи).
«Реакционность» менделизма-морганизма выводилась якобы из расистских тенденций, которые-де в нем заключены. Отвергая генотипическую предрасположенность, мы как бы очищаем науку от опасности расизма - ведь недаром Гитлер уничтожал «неполноценные расы» и будто бы ввел принудительное скрещивание людей. Собственно, многое в суждениях «мичуринцев» было вполне приемлемым и отвечало взглядам А. А. Остроумова, К. А. Тимирязева да и Дарвина. Но смешение науки с политикой, подозрительность к словам, окрики идеологов привели к тому, что испуганные биологи и медики стали вообще замалчивать все, что касается наследственности, и сократили эти разделы в учебниках и лекциях. Хотя всякий понимал, что сын часто бывает в отца (если не в прохожего молодца), на каждом шагу мы видим у детей носы их родителей, а также их характер, подчас до малейшей черточки.