Я — Легион
Шрифт:
Дверь в эту камеру мы закрывать не стали, если оставшиеся зэки начнут разбегаться и внесут толику сумятицы в происходящее, это будет очень даже мне на руку. Мы подошли к следующей двери, где повторили процедуру с умерщвлением и с тамошними угнетателями.
Я убивал уголовников десятками, впитывая Силу… даже не знаю, какую меру измерения подобрать к этим объемам. Тоннами? Вагонами? Кубометрами? Затрудняюсь сказать, но ее было очень много. Настолько, что я по несколько секунд стоял как ёжик в тумане, не видя ничего дальше собственного носа, пока
Вскоре под моим контролем было пятьдесят марионеток, и я чувствовал, что это далеко еще не предел. Прямо сейчас, я мог поднять еще некоторое количество трупов, наверное, где-то около десятка. Но я чувствовал, что с каждой новой смертью этот предел все расширялся, но я не готов был сказать насколько. Как обычный человек вряд ли может сказать, сколько у него в легких воздуха, так и я не мог ответить, сколько во мне Силы, и скольких трупов я еще смогу контролировать.
Насильники, убийцы, налетчики, садисты, психопаты… под моим началом собралась команда самых конченных выродков, которую только можно было вообразить. Их воспоминания, многими из которых они гордились при жизни, помимо моей воли касались меня своими гадливыми подробностями, и никак я не мог этого остановить. Как невозможно по своему желанию отключить слух, так и я не мог прекратить поток этой низости и грязи.
— Пш-ш-ш! Прием! — на поясе надзирателя захрипела рация, отвлекая меня от лавины чужих мерзостных воспоминаний. — Четвертый пост, че у вас за херня, почему датчики показывают открытые двери? И две камеры наблюдения показывают потерю сигнала, вы там совсем что ли?
Похоже, что дежурные на пульте тоже отмечали праздник, раз заметили открытые двери только сейчас. Посмотрим, насколько долго можно их будет дурачить, прежде чем они спохватятся.
— Осипцов на связи. — Марионетка-надзиратель взял в руки рацию и вдавил тангенту приема. — Все у нас нормально, я на обходе, все двери заперты. Что там с вашим наблюдением сами разбирайтесь, оно у вас постоянно барахлит.
— П-ш-ш-п. Не гони, Толик, пару раз всего было. Вы точно там не барагозите? По сусалам никому не попадет после ваших гуляний?
— Да чего бы мы барагозили? Сидим спокойно в дежурке, отдыхаем, зэкам свет уже потушили, везде отбой.
— Блин, ну смотрите, а то я не хочу впухать, если кому-то по синей дыне повеселиться захочется, а это потом печально кончится.
— Ой, да не мороси ты, — как можно пренебрежительней отозвался покойник, — будто первый новый год дежуришь? Все нормально будет, за другими лучше следи.
— Ладно, хрен с вами, гуляйте. Потом будем разбираться с видеонаблюдением. Конец связи.
Рация напоследок шикнула и замолкла. Похоже, мы выгадали еще несколько минут спокойствия. И воспользоваться ими нужно по максимуму.
Вся наша многочисленная, но безмолвная процессия двинулась в направлении шума и песен, разбивая черенком от швабры попадающиеся на нашем пути видеокамеры. Не хочу, знаете ли, в объективы попадать лишний раз, поэтому авангард,
По пути нам попалась парочка слегка подвыпивших фсиновцев, которые были в прекрасном расположении духа и даже не обернулись на шум множества шагов, который мы производили такой огромной толпой. Марионетки быстро вырубили их ударами кулаков, нанесенных в основание черепа, и, связав им руки за спиной, бросили в одну из камер. Эту парочку я не стал убивать, поскольку мой главный мертвый информатор ничего не знал об их участии в веселых пытках. Поэтому, пусть живут, они пока еще не заслужили смерти.
Буквально через минуту мы подошли к просторному помещению дежурки, где собрались все надсмотрщики с этого корпуса. Всего их было семь человек, лишь двоим из которых суждено было остаться в живых.
Зэки влетели внутрь, пугающе безмолвные и неудержимые. Они жестко скрутили всех находящихся в помещении охранников без всяких хитростей, используя лишь голую силу и численное превосходство. Двоих, кто не был замешан в садистских развлечениях с заключенными, вырубили сразу. Им незачем видеть, что произойдет далее, иначе мне придется и с ними сотворить то же самое, что и с остальными.
— Ёп… — это была единственная фраза, которую сумел выдавить из себя один из фсиновцев. Не смотря на слегка задурманенный алкоголем мозг, он быстро понял всю диспозицию, и это испугало его не на шутку. Отношения между заключенными и тюремщиками в «Матросской тишина», а особливо в этом корпусе, были бесконечно далеки от дружеских. И сейчас враз протрезвевшие фсиновцы смотрели на лица, что их окружали, и с замиранием сердца узнавали извергов, мерзавцев и подонков, каких только можно было отыскать в Москве.
Остальные ничего не смогли даже вымолвить, быстро поняв незавидность своего положения. Оказаться в руках беглых уголовников — для них хуже нельзя было и вообразить. Однако на их счастье, здесь был еще и я. Тот, кто даст им легкую смерть, ведь мне их тела нужны невредимыми.
Я медленно вышел из-за спин марионеток и встал перед скрюченными надзирателями, и на мне скрестилось пять пар живых глаз. Кто-то смотрел с надеждой, кто-то со страхом, кто-то с ненавистью. Мне, наверное, следовало что-нибудь сказать, но я оборвал жизни этой пятерки молча, под набившие оскомину песенки «Голубого огонька», что крутили по телевизионной трансляции.
Я быстро сформировал около десятка игл из мрака и пронзил ими тела плененных. Сегодня это далось мне особенно легко, легче, чем щелкнуть пальцами. На секунду у меня потемнело перед глазами от синхронного выброса мрака, спровоцированного пятью смертями, но я поглотил его с такой скоростью, на какую никогда еще не был способен.
Сегодняшняя ночь сделала меня кем-то… нет, она сделала меня чем-то более ужасным, чем я был раньше. Я никогда не обладал таким количеством Силы, никогда не манипулировал ей с такой легкостью, я никогда не был настолько единым со своим даром.