Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945
Шрифт:
Удар!
Наступила мертвая тишина. Я ослабил ремень безопасности и выполз из кресла. Мой «Густав» похож на старое ведро, которое долго пинали и топтали. От него остались одни обломки. Не сохранилось ничего, кроме хвостового шасси.
Кровь сочится из моего рукава.
Сегодня спасательный самолет эскадрильи «Вайе» целый день собирал сбитых летчиков. Мы называем его летающим мусоровозом.
Мое возвращение в Джевер в полдень было встречено громкими криками радости. В правой руке у меня
В будущем наши самолеты оснастят дополнительными топливными баками, чтобы увеличить продолжительность полета. Эскадрилье поручено выполнять боевые задачи в центре и на юге Германии.
«Густавы» в моем звене стали неповоротливы и тяжелы в управлении по причине тяжелых «труб» и всего остального, что на них нагружают.
Вражеские самолеты замечены в секторе Дора-Дора. Снова пора на взлет…
10.30. Мы в состоянии готовности.
10.45. Готовность к взлету. У меня новый самолет. Арндт полировал его, пока машина не заблестела как зеркало, — значит, скорость самолета увеличится на десяток километров в час.
10.55. Сигнал на взлет. Как обычно, из громкоговорителей раздается: «Всем на взлет! Всем на взлет!» Небо совсем закрыто тучами. Мы поднимаемся над облаками, на высоту 3000 метров и в тот же момент видим «боинги» прямо над нами. Мы летим параллельным курсом на восток, на высоте 6000 метров. Теперь они недалеко от нас.
Я приказал пилотам сбросить резервные баки, хотя они заполнены. Мы стремительно зашли на атаку, стараясь выйти на удобную позицию для стрельбы из ракет. Когда мы уже достигли цели, американцы разделились на группы по 30–40 самолетов и стали время от времени менять курс. Мокрые хвосты на фоне туч двигаются зигзагами. Приблизившись на расстояние 600 метров, я приказал открыть огонь из ракет. В следующее мгновение перед моими глазами открылась фантастическая картина. Две мои ракеты попали в «боинг». Я увидел огромный огненный шар. Самолет взорвался в воздухе вместе со своим страшным грузом. Пылающие и дымящиеся осколки стали падать вниз.
У Веннекерса также прямое попадание. Его жертва, объятая пламенем, рухнула вниз.
Мой ведомый, сержант Райнхард, пустил ракету, которая взорвалась позади «боинга». Кажется, у бомбардировщика поврежден фюзеляж, и он отвернул влево. Я наблюдаю, как Райнхард ринулся за ним и, стреляя из всех пулеметов, пристроился в хвосте американца.
Вдруг мое внимание привлек странный, очень быстрый самолет, появившийся из-за двух бомбардировщиков. Кто это может быть? Насколько я знаю, с нашей стороны в операции участвуют только «мессершмитты» и «фокке-вульфы». Эти странные самолеты кружат над бомбардировщиками. Если это немецкие истребители, то почему они не атакуют бомбардировщики?
Я поднялся выше, чтобы рассмотреть их. Боже правый! Двенадцать или четырнадцать самолетов: янки идут в сопровождении истребителей! Я предупредил по радио своих товарищей.
Неожиданно еще четыре странных одномоторных самолета спикировали за мной. У них на крыльях белая звезда и широкие белые полосы. Проклятие! Это «тандерболты». Я никогда их прежде не видел.
Немедленно спикировал за ними. Они резко ушли влево, направляясь к одинокому «боингу», у которого остановились два внешних двигателя. На хвосте у него висит «мессершмитт» — это Райнхард. Болван видит только свою добычу и не подозревает о вражеских истребителях за спиной.
— Райнхард, Райнхард, проснись! Сзади «тандерболты»!
Райнхард не ответил, продолжая расстреливать свою жертву. Я двинулся за «тандерболтами». Один из них открыл огонь по моему ведомому. Тот все продолжает палить по бомбардировщику.
Сейчас ведущий «тандерболт» попал в мои прицелы. Одна очередь из пулемета — этого достаточно. Он охвачен огнем и рухнул вниз, войдя в штопор. Это моя вторая победа сегодня.
В моем самолете послышался взрыв. Я обернулся. Это «тандерболт», прямо у моего хвоста. К нему присоединяются еще два. Я вошел в крутое пике, пытаясь скрыться в облаках.
Слишком поздно: горит мой двигатель. Я чувствую жар. Скоро он становится непереносимым.
Откинув люк, я сорвал с лица кислородную маску, отцепил ремень безопасности и катапультировался. Меня выбросило из кабины по дуге, я перекувырнулся и почувствовал, как ветер прижал мой комбинезон к телу.
Я медленно потянул вытяжной трос. Когда парашют раскрылся, меня подбросило вверх. После стремительного падения мне кажется, что я стою в воздухе. Меня качает из стороны в сторону. Надо мной колышется широкий белый купол парашюта. Ветер свистит в стропах. Я получаю большое удовольствие от полета. Какое прекрасное изобретение — парашют, если бы он еще всегда раскрывался.
Джевер находится севернее. Они наверняка видят меня. Если бы они знали, что это позорно болтается командир «пятерки», позволивший «тандерболту» перехитрить себя! Я приземлился в поле, пробежав по нему несколько метров.
Время 11.26. Прошла всего 31 минута с тех пор, как я в воздухе. Время, достаточное для того, чтобы были сбиты три самолета. Я утешаюсь тем, что счет два-один в мою пользу.
Арндт, мой преданный механик, смотрит, как я возвращаюсь с парашютом. На его лице написана грусть. «Этот прекрасный „Густав“…», — простонал он, удрученно качая головой.
Сегодня действительно черный день для нашей эскадрильи. Вечером выяснилось, что из моих нилотов убит сержант Деллинг, сбиты Раддац и Джонни Фест. Фест ранен, он в госпитале в Эмдене. 4-е звено потеряло двоих пилотов убитыми, один тяжело ранен.
Один из самолетов офицеров штаба тоже не вернулся.
6-е звено понесло самые тяжелые потери. Погибли девять из двенадцати летчиков. Остальные три совершили аварийную посадку или прыгнули с парашютом. Ни один из двенадцати самолетов не вернулся.