Я люблю Капри
Шрифт:
— Я знаю, но представь, как бы ты себя почувствовала, если бы услышала, как кто-то говорит «Смотрите, старушка — а одета, как молодка!».
У нее такой ошарашенный вид, будто я ее ударила.
Мы спускаемся по лестнице, молча, красные от угрызений совести.
Понятия не имею, откуда берутся эти ехидные замечания. Но стоит мне побыть с ней какое-то время вместе — и меня уже распирает от злобы, а язык никак не удержать за зубами. Я думала, это пройдет, если нам общаться пореже, что было не сложно, когда я работала переводчиком за границей, но за последние два года мне пришлось напридумывать кучу нелепых отговорок. Мне очень жаль, но каждый раз, когда мне кажется, что на этот раз будет иначе, и я заставляю себя навестить ее, все опять идет по-прежнему.
Постепенно
— В мое время все было по-другому!
Или:
— Ты только посмотри, как она одета!
Меня же завораживают смешные тележки с багажом, которые снуют туда-сюда, то и дело бибикая. Четыре колеса, металлическая платформа и водитель — но мама утверждает, что они совершенно необходимы.
— Смотри, на машине по таким узким улочкам не проедешь, — объясняет она, — а туристы не смогут ездить и по главным улицам, потому что на острове нет услуг по аренде машин.
— Похоже на Город Игрушек, — смеюсь я, когда мимо проезжает очередная вагонетка и нам приходится вжаться в стену, чтобы дать ей дорогу.
Я оборачиваюсь, высматривая наш багаж среди сумок и кожаных чемоданов, и обнаруживаю, что на заднюю подножку тележки вскочил прокатиться какой-то пес. Он улыбается мне, тяжело дыша, и будто говорит: «Только так и надо путешествовать!»
— Виа Эмануэле! Она нам и нужна! — восклицает мама и спешит вперед по суматошной улице, набитой бутиками.
Она — в своей стихии, а мне кажется, что «Феррагамо» и «Картье» [30] презрительно надо мной насмехаются, чтобы я не забыла, что мне не место среди их высокого стиля. Тут я замечаю магазинчик под названием «Сноббери» [31] и улыбаюсь про себя. Ну; хоть у кого-то здесь есть чувство юмора. Из-за наплыва покупателей мне приходится замедлить шаг, так что не остается ничего иного, кроме как пялиться на витрины. Некоторые из моделей могли родиться только от любовного союза Мег Меттьюс с Евротрешем, но ювелирные лавки — это чистый декаданс: смехотворно броские драгоценности для тех, кто долгое время подчинялся всем законам тонкого вкуса, пока скулы не свело, и теперь, утратив всякую связь с реальным миром, ищет чего-нибудь чудовищного и эпатажного.
30
Дорогие бутики.
31
Снобизм (англ.).
— И кто только такое наденет! — ворчу я, разглядывая брошь в виде кита из жемчужин размером с морской буй, украшенных бриллиантами.
Смешно представить, сколько такая штука может стоить (уж, черт побери, побольше, чем мои пять тысяч фунтов наследства, это точно), не говоря уже о том, сколько существует способов куда лучшим образом потратить эти деньги.
— Посмотри, какая прелестная фотография — это София Лоренв пятидесятых! — восхищенно ахает мама, заглядывая в витрину обувного магазина.
Мне хочется ей напомнить, что по правилам произносится «Лоран», как Лоран Бакалл. а не «Лорен», но я решаю воздерживаться от критики.
— Почти пришли, — жизнерадостно восклицает мама и прибавляет шагу, так что мы очень скоро оставляем позади пьянящий коктейль из «Гуччи Раш» и «Кензо Джангл» [32] , и быстрым шагом направляемся по мощенной булыжником улочке, сквозь ароматы пекущегося печенья.
В конце улочки нам попадается небольшая рощица вертушек с открытками и лоток, где продают свежевыжатых лимонад. А между ними — вывеска «Отель ЛУНА», выписанная от руки на синих керамических плитках. Мы совершаем вираж вокруг группы немецких туристов и проходим в низенькую калитку. Закрывая ее за собой, мы с облегчением вздыхаем — нас охватывает чувство, будто мы, наконец, спаслись от мародерствующих
32
Модельные фирмы, производящие одежду и парфюмерию.
— Что это? — спрашиваю я, указывая на череду высоких арок песочно-желтого цвета, которые образуют большой внутренний двор слева от нас.
— Чертоза ди Сан Джакомо. Когда-то это был монастырь. Он не является частью отеля, но его близость, по-моему, придает отелю спокойствие и умиротворение, — задумчиво говорит мама и со счастливой улыбкой на губах вдыхает ароматный воздух.
Про себя я не могу не согласиться, что «Луна» — райский уголок. «Между небом и землей, на самом краю утеса…» — тихо шепчу я, когда отель постепенно появляется перед глазами, — Клео читала мне эти слова с какой-то веб-странички.
Нам бы направиться к стойке администратора, но ноги сами выносят нас на залитую ярким солнцем террасу Выцветшие от дождя и солнца плетеные стулья накрыты кобальтово-синими подушками. По мнению моей мамы, «точно такого же цвета форма дочери Делии — ну, знаешь, Делии Райнон, которая стоит за прилавком в Л а Прери"»…
— М-м-м… — Это не самый лучший ответ человеку, который оплакивает любимую и только недавно потерянную работу так что я добавляю: — Aгa, а вон те диванчики в баре, смотри, точно такого же желтоватого цвета, как передники в «Кларинс».
Мама благодарно улыбается, прощая некоторую неестественность этой фразы, и берет меня за руку, — так, рука об руку, мы и проходим на террасу. Я пережидаю несколько секунд, а потом высвобождаю руку под тем предлогом, что хочу достать фотоаппарат и сфотографировать скалы Фаральони, которые так заворожили Клео.
Мы разглядываем внушительные груды обветренного известняка, показывается лодка и легко проскальзывает между ними, обводя их основания белой пенной полосой.
— Есть еще одна скала, но ее отсюда не видно, — рассказывает мама. — Там живет колония королевских котиков. Когда я была маленькая, то фантазировала, что можно было бы отправиться к ним жить…
— Не думаю, что в котиковом обществе сейчас большой спрос на специалистов по имиджу. — Я пытаюсь шутить.
Мама пытается улыбнуться.
Потом мы замолкаем и завороженно смотрим на сверкающую внизу воду. Будто на водную гладь набросили рыболовную сеть, сплетенную из пульсирующих и мерцающих лучей света.
Я незаметно бросаю на маму взгляд из-под солнечных очков. Мне интересно, что за воспоминания роятся сейчас у нее в голове. Может быть, она когда-то плескалась с отцом вон у того галечного пляжа? Или каталась здесь на лодке с бабушкой Кармелой? Меня так и подмывает спросить ее об этом, но я боюсь ненароком потревожить ее сокровенные помыслы. Я предпочитаю держать маму на расстоянии вытянутой руки. Любые ее откровения заставят меня чувствовать себя неуютно. Но в то же время я понимаю, что благовоспитанная дочь должна в такой момент произнести что-нибудь милое и преисполненное благодарности, так что я поворачиваюсь к ней, чтобы сказать: «Спасибо, что ты меня сюда привезла!», но едва я собираюсь открыть рот, как меня перебивает могучий баритон:
— Buongiorno! [33]
Мы резко оборачиваемся — нас приветствует мужчина. Причем вид он имеет откровенно соблазняющий — он не, просто раздевает нас взглядом, а едва ли не предлагает по-быстрому заняться сексом, причем прямо здесь и втроем.
— Красота, да? — говорит он и машет рукой в сторону морской панорамы, при этом не отрывает от меня взгляда.
Пока мама мечтательно оборачивается к морю, рассыпаясь в похвалах великолепной панораме, он наклоняется ко мне и шепчет:
33
Добрый день! (um.)