Я люблю тебя, небо

Мартемьянов Владимир Давыдович

После первого же вылета подошел ко мне:

— Любишь пилотаж?

— Да.

— Пьешь?

— Простите, не понял.

— Водку, говорю, пьешь?

— А-а... нет, — старательно мотаю я головой.

— Тогда вот что: какое бы ты здесь, в Омске, место ни занял — я вызову тебя на Всесоюзные соревнования в Куйбышев. Понял? Готовься! — и не ожидая, когда я закрою рот, ушел.

Наша команда заняла второе место. Я — третье личное. По условиям соревнований в первенстве СССР право имели участвовать только первые два призера. Я приуныл — не верилось, что Борис Петрович вызовет в Куйбышев.

На всякий случай дома усиленно тренировался.

Тренер

сдержал свое слово — вызвал.

На чемпионате Союза мне снова повезло — дебютировал удачно. Три раза обладатель старенького, выцветшего свитера с надписью «Кузбасс» на груди поднимался на пьедестал почета и получил одну серебряную и две бронзовые медали. От радости крепко стискивал зубы, чтобы все время не улыбаться, делал вид, что зарабатывать сразу по три медали для нас, сибиряков, — дело привычное.

Весной 1964 года меня вызвали в Ессентуки на тренировочные сборы команды СССР, готовящейся к предстоящему чемпионату мира. Так я попал в большой спорт.

В коллективе сборной меня встретили вежливо, корректно и в то же время несколько настороженно: мол, поживем, увидим, что за фрукт этот сибиряк.

Я, в свою очередь, тоже приглядывался. Вот минчанин Вадим Овсянкин, высокий, осанистый, с хорошими манерами, изысканно одетый, всегда выдержанный, говорит остроумно и чуть-чуть снисходительно. Владимир Пискунов, автор феноменальной фигуры «абракадабры», сосредоточенный, целеустремленный. Витольд Почернин из Орла, несколько скрытный, немногословный, ревниво заботящийся о своем авторитете. Это наши фавориты в самолетном спорте. Уже тогда они имели на своем боевом счету много воздушных побед и обладали многими спортивными титулами.

Для меня и Леши Пименова из Новосибирска, с которым мы быстро сдружились, они были недосягаемыми вершинами, поэтому мы старались держаться скромно, много работали — «еще подумают, что отлыниваем», стремились скорее пройти школу мастерства в высшем пилотаже. И когда, наконец, мы с Лешей случайно услышали реплику Вадима: «...а Мартин с Леокадием, по-моему, — толковые парни», — то были несказанно рады этой оценке. Это было признанием нашего полноправного членства в коллективе сборной.

Пришла настоящая дружба: нам стали помогать, не скрывая секретов, давали ценные советы, по-мужски скупо, но очень трогательно заботились о нас.

Дни, похожие один на другой, бегут длинной цепочкой: подъем в 6 часов, усиленная физзарядка, душ, завтрак, полеты, обед и дневной сон, затем жаркие творческие споры на разборе полетов, спортивные игры, ужин, личное время. Узнали и изучили характер каждого до тонкостей, уже все рассказано друг другу, каждый свежий анекдот или веселая история — на вес золота.

На первых сборах в Ессентуках нас было 25. 25 лучших пилотажников страны готовились к ответственному состязанию, но лишь пятерым, самым лучшим из них, предстояло защищать честь советского самолетного спорта.

Мы работали, как одержимые, изучали теорию, много летали. Я покидал пилотажную зону лишь тогда, когда испытывал полное изнеможение. Одно за другим проходили отборочные соревнования. После каждого двое-трое наших ребят собирали свои чемоданы и, тщетно пытаясь улыбнуться на прощание, уезжали... В эти минуты было очень грустно, любой мог оказаться среди них.

В напряженном труде прошло все лето. И вот нас осталось шесть человек — основная пятерка и один запасной. Кто им будет? Шестым оказался Леша Пименов. Жалко было смотреть на

него, когда он узнал, что не полетит на чемпионат мира. Он не жаловался на судьбу, не требовал справедливости (по нашему мнению, шестым должен был быть Константинов из Москвы), незнакомый человек и не догадался бы, что творится в его душе — сибиряки умеют сдерживать свои чувства. Но я-то знал, как ему было тяжело. Он молчал, но в его подозрительно повлажневших глазах я читал невысказанное: «Да что же это, братцы, получается! Неужели я хуже других?!»

— Леша, ты зря так расстраиваешься, — успокаивал я его, — дыши глубже, ведь главное для нас с тобой не соревнования — наивно рассчитывать на успех с нашим опытом... Главное, что мы прошли такую школу, которой позавидует любой пилотажник, школу Шумилова.

— Ты прав, конечно.

— И эту школу, брат, у тебя никто не отнимет, она останется при тебе и рано или поздно пригодится.

— Может быть, — Леша немного приободрился, «задышал глубже» и ровнее.

Владимир Евгеньевич Шумилов, старший тренер сборной страны, сыграл в жизни каждого из нас огромную роль. Замечательный человек, чуткий педагог, опытнейший летчик, он был очень требовательным на полетах и умел находить у спортсмена самые сильные его движущие силы, все скрытые их запасы.

Требовательность Шумилова была бескомпромиссной. Она всегда сочеталась с точностью, справедливостью и знанием дела. Даже какое-то нарушение спортсменом установленных правил не вызывало у Владимира Евгеньевича бурной вспышки, возмущения, как иногда случается у других. Он не делал своих замечаний, не принимал решений до тех пор, пока до мельчайших подробностей не разбирался в деле. Но вот все ясно. Разговор со спортсменом был жестким, но не обидным, он убеждал в правильности выводов. Вот почему мы не помнили случая, чтобы требование Шумилова осталось невыполненным.

Нелегким был труд Владимира Евгеньевича при подготовке сборной команды страны к III чемпионату мира. Невелик был еще у нас тогда опыт международных встреч. Для самого Шумилова сборная была первой командой, которую он готовил к мировому первенству — до этого он тренировал спортсменов-летчиков Московского городского аэроклуба. Но мы уже тогда понимали, что Шумилов — выдающийся тренер.

Авиационная биография Шумилова начинается с аэроклуба, который он окончил вместе с первым курсом института. Потом — военно-авиационное училище. Бои с фашистами в годы Великой Отечественной войны. Шумилов сбил семь вражеских самолетов. После победы — снова аэроклуб, работа инструктором-летчиком. Спорт, соревнования, рекордные полеты, неоднократные выступления на воздушных парадах в честь Дня Воздушного Флота СССР. Авиационно-спортивную деятельность Шумилова венчали тогда три высоких звания — мастера спорта, судьи международной категории, заслуженного тренера СССР по самолетному спорту.

Вот сколько разных и трудных дел! Каждое из них требует больших знаний, навыков и усилий. От каждого откладывается по крупицам опыт. Борьба за рекорд, за наивысшие достижения учила тому, как слиться в одно целое с машиной и перешагнуть невидимый рубеж. Многочисленные соревнования раскрывали тайны обуздания нервов и мгновенной выдачи «на-гора» всего того, что постигалось за месяцы тренировки, за годы ученья. Судейство соревнований вооружало беспристрастными критериями и требованиями к высокому мастерству спортсменов. Работа инструктором прибавила ко всему этому знание авиационной педагогики.