Я – Малала
Шрифт:
– Наверное, она сутулилась и, когда в нее стреляли, голова у нее была наклонена вперед, – заметил доктор.
Мне снова сделали компьютерную томографию. Доктор пригласил отца в свой кабинет и показал результаты исследования. Он объяснил, что сканирование в больнице Мингоры было сделано только в одной проекции. Новые снимки показывают, что положение более серьезное, чем казалось раньше.
– Видите, Зияуддин, пуля прошла совсем близко от мозга, – пояснил доктор. – Осколки кости повредили мозговые мембраны. Будем ждать и молиться. Оперировать вашу дочь сейчас не имеет смысла.
Отец
– Забери Малалу из этого госпиталя. Ей ни к чему превращаться в шахид миллат (национальную мученицу) вроде Лиаката Али Хана.
Отец не знал, как поступить.
– Я в полной растерянности, – сказал он полковнику Джунаиду. – Зачем нас сюда привезли? Я думал, что мою дочь поместят в гражданскую больницу.
Помолчав, он попросил:
– Вы бы не могли пригласить для консультации доктора Мумтаза?
– Не уверен, что он согласится, – отрезал полковник Джунаид, оскорбленный подобной просьбой.
После мы узнали, что, несмотря на свою юношескую наружность, полковник Джунаид работал нейрохирургом уже тринадцать лет и считался самым опытным и знающим специалистом в армии. Он решил стать военным врачом, идя по стопам своего дяди, который тоже был военным нейрохирургом. К тому же армейские госпитали были лучше оборудованы и обладали большими возможностями, чем гражданские больницы. Пешаварский госпиталь находился на переднем крае войны с талибами, и полковник Джунаид каждый день имел дело с огнестрельными и осколочными ранами.
– Я вылечил тысячи таких, как Малала, – говорил он впоследствии.
Но в то время отец ничего этого не знал и относился к молодому доктору с недоверием.
– Делайте то, что считаете нужным, – только и мог сказать он.
Следующие несколько часов прошли в тревожном ожидании. Медсестры постоянно следили за частотой моего пульса и прочими жизненными показателями. Время от времени я постанывала, моргала или двигала рукой. Тогда госпожа Мариам окликала меня по имени:
– Малала, Малала.
Один раз я полностью открыла глаза.
– Никогда прежде я не замечала, какие у нее красивые глаза, – рассказывала госпожа Мариам.
Я заметалась по постели, пытаясь снять с руки датчик, присоединенный к монитору.
– Не надо этого делать, – успокаивала меня Мариам.
– Госпожа, не выгоняйте меня из класса, – прошептала я, словно мы были в школе. Госпожа Мариам была очень строгой директрисой.
Поздно вечером в больницу прибыли мама с Аталом. Их привез на машине друг отца Мухаммед Фарук. В пути они провели четыре часа. Госпожа Мариам заранее позвонила маме и предупредила:
– Когда увидите Малалу, не надо причитать и плакать. Она все слышит, даже если глаза у нее закрыты и кажется, что она без сознания.
Отец
Встретившись, мама и отец обнялись, сдерживая рыдания.
– Доченька, Атал здесь, – сказала мама, обращаясь ко мне. – Он приехал повидаться с тобой.
Хотя братишку просили держать себя в руках, увидев меня, он заревел в голос.
– Малала так тяжело ранена, – повторял он сквозь слезы.
Мама не могла понять, почему врачи не делают мне операцию и не извлекают пулю.
– Моя смелая доченька, моя красивая доченька, – твердила она.
От Атала было слишком много шума, и в конце концов всю мою семью отвели в гостиницу при госпитале.
Тем временем у госпиталя собралось множество людей – политиков, правительственных чиновников, общественных деятелей, журналистов, – которые хотели выразить мне свое сочувствие. Даже губернатор нашей провинции был здесь; он выделил отцу 100 000 рупий на мое лечение. В нашей стране родственники умершего считают особой честью, если им выражают сочувствие представители правительства. Но моего отца только раздражало оказанное нам внимание. Все эти люди ничего не сделали, чтобы меня защитить, а сейчас ждали, когда я умру.
В гостинице, когда они сели перекусить, Атал включил телевизор. Отец немедленно его выключил. Он не мог слышать, как о покушении на его дочь рассказывают в новостях. Когда он вышел из комнаты, госпожа Мариам снова включила телевизор. По всем каналам показывали кадры хроники с моим участием, сопровождаемые молитвами, словно я уже умерла.
– Малала, бедная моя Малала, – зарыдала мама, и госпожа Мариам тоже заплакала.
Около полуночи полковник Джунаид вызвал отца в свой кабинет.
– Зияуддин, у Малалы отек мозга, – сообщил он.
Отец не представлял, что это значит и каковы могут быть последствия. Доктор пояснил, что мое состояние ухудшается, сознание гаснет и меня снова начало рвать кровью. Была проведена очередная КТ, которая показала, что отек мозга угрожает моей жизни.
– Но ведь нам сказали, что пуля не задела мозг, – пробормотал отец.
Доктор пояснил, что пуля расщепила кость и мелкие осколки повредили мозг, вызвав его отек. Необходимо удалить часть черепа, чтобы освободить для мозга больше пространства, так как растущее внутричерепное давление представляет прямую угрозу для моей жизни.
– Только операция может дать девочке шанс выжить. Если оставить все как есть, она умрет. А я не хочу сожалеть о своем бездействии.
Услышав, что мне придется удалить часть черепа, отец содрогнулся.
– Но если сделать операцию, она выживет? – спросил он, сознавая, что доктор не может дать ему никаких гарантий.
Полковник Джунаид принял смелое решение, хотя руководство госпиталя отговаривало его от операции, считая, что меня нужно отправить за границу. Решительность доктора спасла мне жизнь. Отец просил его действовать без промедления. Полковник Джунаид сказал, что обратится за помощью к доктору Мумтазу. Трясущимися руками отец подписал согласие на операцию. Там черным по белому было написано: «Пациент может умереть».