Я, Минос, царь Крита
Шрифт:
— Такова его участь, — возразил Ритсос. — Однажды мне тоже не повезло. Для многих жизнь — горькое зелье, которое приходится глотать, хотят они того или нет. То, что мы делаем, и впрямь нехорошо, но разве лучше, если при осаде Кносса половина наших людей погибнет?
Старик, сидевший скорчившись, с привязанной вниз головой, начал стонать в своей клетке.
— Позволь мне начать? — попросил Ритсос.
— Что? — неуверенно ответил я.
— Дай мне час времени, и я буду знать, что ожидает нас в Кноссе.
Вокруг меня толпились воины, матросы,
Множество глаз впились в меня, и я почувствовал, что сын царя должен принимать решение: мне предстояло проявить себя. Двое солдат, ожидавших моего ответа, буквально дрожали от нетерпения: они надеялись отыскать во дворце Кносса большие сокровища.
Вопросы и ответы вихрем проносились у меня в голове. Разве ещё на корабле я не слышал, как мои воины собирались после одержанной победы разбиться на отдельные группы, чтобы как можно быстрее добраться до золота? Одна группа намеревалась обшарить казначейство, другая — кладовые. Двое матросов услышали от Ритсоса, который знал дворец, что в его восточном крыле существуют сокровища; солдаты были в полной уверенности, будто помещения под шестиколонным залом храма сулят им богатую наживу.
— Позволь мне начать? — снова попросил Ритсос.
Я не знал, что он собирается делать, но сознавал, что нам нужно использовать любой шанс.
— Начинай, — не слишком уверенно согласился я.
Один мечник вытащил крестьянина из клетки, другой освободил его привязанную голову.
— Пошли! — скомандовал Ритсос, распрямляя старика и заглядывая крестьянину в глаза. Потом он с размаху стукнул его сжатой в кулак левой рукой в правое ухо. Раздался глухой удар... Старик взвизгнул. Его лицо исказилось от боли. За этим первым ударом тут же последовал второй, но на этот раз уже в левое ухо. Старик застонал и принялся растирать ушибленные места.
— Сколько воинов защищают Кносс? — спросил Ритсос. Не дождавшись ответа, он ударил старика по затылку. — Сколько солдат защищает дворец? — повторил он свой вопрос.
В ответ старик только стонал. Тогда Ритсос рванул его левую руку вверх, вывернул её и заломил пальцы назад.
— Так сколько там солдат? — прошипел он, и его тон не предвещал ничего хорошего.
Старик продолжал молчать. Тогда Ритсос извлёк из кармана тонкую иглу.
— Усадите этого человека на скалу, а мне принесите толстый сук, — приказал он солдатам.
Спустя несколько мгновений обе руки старика были крепко привязаны к узловатой палке.
— Ты будешь говорить, — мрачно проговорил Ритсос, — тебе придётся развязать язык, если не хочешь расстаться с жизнью.
И он вогнал иглу под ноготь большого пальца своей жертвы.
Старик взвыл от боли.
— Сколько там солдат? — настаивал Ритсос.
— Откуда мне знать? — простонал критянин. — До дворца чуть не полдня езды. Как мне туда добраться? Я стар! Откуда мне знать, есть ли там
— Но ведь твой брат живёт в Кноссе, а братья ничего не скрывают друг от друга... — с издёвкой ответил Ритсос.
— Мой брат! — жалобно воскликнул старик.
— Так сколько солдат во дворце? — не отставал Ритсос.
В ответ на горестное молчание старика Ритсос схватил камень и, ударив им по игле, ещё глубже загнал её под ноготь критянина.
Крестьянин издал ужасный вопль. Какой-то матрос приставил к тыльной стороне ладони старика остриё своего кинжала и начал медленно вонзать его.
Старик дрожал всем телом, что-то бессвязно бормотал, но не давал ответа, которого от него добивались.
Теперь и я поверил, что ему что-то известно, иначе из-за этих ужасных болей он вёл бы себя по-другому.
Точно рассчитанными ударами, не торопясь, Ритсос стал ещё глубже загонять иглу в палец крестьянина. На каждый новый удар несчастный отвечал ужасным воплем.
Ритсос тоже стал кричать. Лицо старика налилось кровью, на щеках выступил пот, из глаз ручьём лились слёзы. Он, как безумный, озирался кругом, подобно зверю, которого загнали в угол, не оставив никаких надежд на спасение.
— О-о-о! — стонал он. Воздух с хрипом вырывался из его лёгких. Он опять задрожал, заплакал, и из груди у него вырвался душераздирающий крик...
Я почувствовал, что его сопротивление сломлено.
Когда он замолк, Ритсос снова насел на него:
— Так сколько же там солдат?
Последним усилием старик попытался вскочить с камня, на котором сидел, и матросы с трудом вернули его на место.
Наконец он сник, выдавив только одно слово:
— Воды!
Ему позволили сделать один небольшой глоток.
Когда крестьянин начал говорить, первые слова вырывались из его пересохшего горла со свистом.
— Сколько солдат? Отвечай! — вскричал Ритсос и взмахнул камнем, словно собираясь окончательно загнать иглу под ноготь страдальца.
В конце концов мы выяснили у старика, что дворец защищают приблизительно сорок солдат и такое же количество вооружённых рабов.
— Ты удовлетворён? — спросил меня Ритсос, горделиво оглядываясь по сторонам.
Не имея возможности ответить иначе, я утвердительно кивнул. Да мог ли я, сын царя, для кого цель была всем, а человеческая жизнь — ничем, дать какой-то другой ответ?
Вечер ещё не наступил, а нам уже удалось перебить защитников и занять дворец.
— Где царь, где царица, где жрецы и чиновники? — не переставал интересоваться я, бродя почерневшими от сажи улочками с разрушенными землетрясением и огнём зданиями.
— Что здесь произошло? — спросил я одного раба, боязливо выползшего к нам из какого-то подвала.
Критянин посмотрел на меня так, словно не понял моих слов. Тогда я спросил:
— Как случился такой ужасный пожар?
— Это жители гор. Они погибали от голода и от безысходности напали на дворец. Думали, что кладовые полны зерна и масла, но, разочаровавшись, пришли в бешенство...